Я за тебя умру

В наших представлениях идеальные отношения предполагают драму. Я люблю тебя больше жизни. Я готова умереть ради тебя. Без тебя мне ничего не мило. Я живу только рядом с тобой. Я готов всё бросить. Я готова от всего отказаться.

Мы думаем, что настоящая любовь невозможна без жертв. Нам кажется, что если мы ради друг друга не готовы умереть – то это не настоящие чувства.

Физическая смерть при этом не обязательна. Вполне достаточно психологического самоубийства.

 

Думали ли вы когда-нибудь о том, что отказ от чувств и потребностей – это психологическая смерть? Посмотрите на ребёнка, который выбежал танцевать под дождь – как он замирает, когда слышит окрик матери, как он останавливает жизнь внутри собственного ликующего тела и отказывается от радости, поскольку не может справиться с материнской тревогой. Она кричит ему – немедленно заходи! Ты же простудишься! Ты что, дурак? Ты что, не понимаешь, что так делать нельзя?

Я тоже не понимаю. И он не понимает, но соглашается с материнским правилом о том, что есть хорошая радость и есть плохая, есть хорошие чувства и есть плохие. Радоваться хорошим оценкам можно, но не слишком сильно, а то люди подумают, что ты идиот. Радоваться дождю нельзя. Быть послушным можно, быть обиженным стыдно. Стыдно быть влюблённым, увлечённым, гордым, злым, равнодушным. Маму любить можно, а папу нет. Вот этот парень хороший, о нём можно переживать, а этот плохой, сколько тебе ещё таких встретится.

Мы привыкаем к тому, что наша внутренняя жизнь регулируется внешними правилами – кто-то другой сообщает нам о том, что разрешено и запрещено. И мы останавливаем неугодные другому чувства и желания потому, что не знаем, как справиться с его реакцией. Мы боимся отвержения. Боимся, что нас оставят, а мы без другого умрём.

Поэтому ребёнок (а за ним и взрослый) выбирает остановить себя и умереть ради другого не физически, но психологически. Оставить музыкальную школу и заняться футболом, или наоборот. Маме всегда улыбаться, а с папой не разговаривать. Никогда не грубить. И никогда, ни при каких условиях не выходить танцевать в дождь.

 

Детские примеры в этой теме всегда понятны: у всех нас есть опыт того, как родители поддерживали нас в выражении одних своих частей и запрещали другие. Но мы вырастаем и продолжаем делать то же самое в наших собственных семьях – и не только с собственными детьми, но и с нашим взрослым партнёром, да и с самим собой. Привычка к отсутствию жизни из мёртвых детей делает мёртвых взрослых.

И если раньше нельзя было танцевать – то теперь нельзя ездить на рыбалку, потому что у нас же дети. Или нельзя иметь две спальни. Нельзя путешествовать по отдельности, какая Исландия, накопим к лету денег и полетим с родителями в Турцию, я им обещала. Мотоцикл – что за игрушки. Карьерный рост – ты с ума сошла, ты же мать.

У меня есть знакомая пара, мужчина в которой счастлив, когда идёт в дальний поход, а девушка расцветает и отдыхает, когда в сотый раз перечитывает старые книжки Макса Фрая. Но они оба считают, что должны проводить время вместе. Они же семья. У них дача, собака, танцевальный кружок, фильмы по вечерам, её родители по четвергам и его по субботам. И она не читает свои книжки, потому что важнее вместе посмотреть фильм. А он не ходит в походы, потому что она не читает книжки и это будет предательство.

Эту игру всегда начинает кто-то один, кто совершает первую жертву. Двое идут на фильм про роботов, потому что он хочет его посмотреть. Потом они едут в торговый центр, потому что они же посмотрели его фильм, так что теперь они должны поехать в её магазин. Потом она ест еду, которую он любит, а он одевается в брюки, которые ей нравятся. Она больше не курит. Он не приходит домой позднее десяти.

То, что начинается как нормальная и здоровая возможность удовлетворить желание другого, перестаёт быть результатом свободного выбора и превращается в обязательную программу. Мы требуем жертвы от другого потому, что сами совершаем жертву. Ты прыгнешь ради меня с крыши? Потому что я ради тебя уже прыгнула. 


Обычно партнёр в этом даже не участвует: он просто оказывается в ситуации, когда он должен от чего-то отказаться или на что-то согласиться потому, что другой уже сделал для него когда-то нечто аналогичное. Это абсурдная причина, но такое поведение само по себе абсурдно. Мы требуем от другого отказа от своих желаний и чувств либо потому, что мы сами так делаем, либо потому, что все вокруг так делают. Это инфантильная и мазохистская позиция, но в нашем сознании она довольна устойчива.

 

Я знаю, что свобода – это ценность, а ещё я знаю, что это трудно. Для того, чтобы позволить свободу партнёру, нужно прежде всего позволить её самому себе. Если мы позволяем себе проводить время с друзьями – то мы знаем, что ничего опасного или разрушительного в этом нет. Ни наша обида, ни наш гнев, ни наша радость и удовольствие от других не могут разрушить наши отношения. Тот, кто злится, вовсе не собирается уходить. Тот, кто едет в Исландию, не планирует побега.

Доверие к другому рождается только из знания себя. Принимая себя со своими чувствами и желаниями, мы можем исследовать их истинную природу и отличать разрушительные от  невинных. Мы можем перестать совершать самоубийство просто потому, что так принято или потому, что другой так делает, и задуматься о другом качестве отношений и жизни. Мы можем выбрать глубину и сложность вместо привычности и совместного несчастья.

 

Я за свободу, но я не за войну. Впервые говорить о своих желаниях и нежеланиях сложно, и может казаться, что это требует агрессии. В привычных сценариях у нас появляется право на свои желания тогда, когда другой в чём-то провинился – что-то из серии «Ты пришёл в три часа утра, и потому я буду курить на кухне». Вариант, в котором я делаю что-то просто потому, что таковы мои настоящие желания, непривычен. Для него нужны специальные формулировки, которыми чаще всего никто вокруг нас не пользуется, а потому мы о них и не догадываемся.

 

Прости, но я не хочу бросать курить. Может быть, в другое время, но не сейчас. И врать тебе я тоже не хочу. Давай обсудим, как я могу поберечь тебя от табачного дыма, если для тебя этот запах неприемлем.

 

Прости, но я не буду соглашаться на такой контроль, когда у меня есть обязательное время для прихода домой. Ты можешь не волноваться о том, что я делаю что-то плохое. Но мне нужна свобода в своих желаниях, даже если у тебя были на меня другие планы. Давай договоримся согласовывать всё заранее, но и оставим пространство для изменений. Я могу звонить тебе или писать смс.

 

Прости, но я собираюсь выйти на эту работу. Мне важна моя профессия и финансовый достаток в нашей семье. Я знаю, что у нас дети, я не забыла. Но я не готова жертвовать ещё несколькими годами для того, чтобы быть рядом с ними несчастной и неудовлетворённой. Давай обсудим варианты садиков и нянь. Я готова отложить выход на работу ещё на несколько месяцев, и за это время мы сможем освоиться с тем, что меня не будет дома так много времени.

 

Это очень страшно – говорить о таких вещах, не соглашаться с партнёром, заведомо вызывать у него неприятные чувства. Но намного страшнее – оставаться лишённым собственной жизни и потому требовать от другого того же. Отношения, в которых оба живы, трудны и в современном мире не приняты.

Но они замечательны.

(опубликовано в 2017 году)