Лекция об экзистенциальных данностях и конфликтах
Тема сегодняшней лекции – экзистенциальные кризисы и конфликты. Мы будем говорить о смерти, об одиночестве, о свободе и о бессмысленности жизни.
Это лекция об экзистенциальности в психотерапии – не в философии, не в других областях наук. Именно в психотерапии. Я буду рассказывать вам о том, каким образом мы сталкиваемся с собственной жизнью и каким образом мы не выдерживаем этого столкновения. Я постараюсь быть максимально ясной и вы мне вашими вопросами, пожалуйста, помогите.
Я сама немного трепещу перед этой лекцией, поскольку последняя лекция, которая была – лекция о Тени – это металекция, метазнание (мета- часть сложных слов, обозначающая абстрагированность, обобщённость, промежуточность, следование за чем-то, переход к чему-либо другому). Лекция не про точки, в которых мы нарушаемся, не про зависимые отношения и не про трудности отношений с едой – не что-то, с чем мы встречаемся очевидным образом. Это про нашу жизнь – такую, какая она есть – и про то, как мы живём базово. И есть такая теория, такая парадигма, что наши неврозы и наши трудности в том, как мы живём и как мы справляемся с тем, с чем мы встречаемся, - связаны не столько с внутренними конфликтами, сколько с внешними.
Про внутренние конфликты есть, например, фрейдовский психоанализ, который говорит, что есть несколько противоборствующих сил, и их столкновение делает нас несчастными или менее эффективными, или нарушает наши отношения с собой или с окружающими. Но есть и парадигма, согласно которой все эти вещи вытекают из того, что мы не справляемся с более глобальными задачами: с тем, что наша жизнь обладает такими характеристиками, осознавать которые сложно, поскольку они вызывают довольно много тревоги, и - не выдерживая эту тревогу – мы уходим в невротические защиты, дезадаптивные защиты (которые не упрощают нам жизнь, а решают точечную проблему, но осложняют всё остальное). И в экзистенциальной психологии, экзистенциальной психотерапии принято считать, что есть четыре таких данности:
- факт, что мы все умрём
- факт того, что мы свободны
- факт нашего одиночества / экзистенциальной изоляции
- факт бессмысленности жизни
Я буду рассказывать о каждой из них, но я бы хотела, чтобы мы с вами удерживались вне экзистенциальной дискуссии, то есть вне вопросов о том, почему это так. Я вам буду рассказывать о том, как мы справляемся с тем, что жизнь бессмысленна, но я не буду обосновывать, почему она бессмысленна. Задавать мне вопрос о том, почему жизнь бессмысленна – это то же самое, что задать вопрос: «Почему магии не существует?». Такова объективная реальность, если смотреть на неё глазами экзистенциального психотерапевта.
Сегодня я постараюсь предложить вам побыть не избегая этих тем, а соприкасаясь с ними, и понять, как реагируете именно вы и что происходит с вами, исходя из того, что, например, мы все умрём.
Первая данность, первый конфликт, который существует между нами и собственной жизнью, - это факт смерти.
Как вы понимаете слово «экзистенциальный»? «Экзистенциальные переживания», «экзистенциальный конфликт»? Вы знаете, что «экзистенциальный» - это связанный с бытием, с фактами жизни. Вы понимаете, о чём я, но объяснить это более простым языком – без использования таких терминов – невозможно.
Из зала:
- Интуиция – это слишком индивидуальная вещь.
Не могу тебе на это ни возразить, ни согласиться. Наверное, да.
Из зала:
- Глобальный, общий вопрос.
Общие вопросы, связанные с жизнью, с бытием, с существованием человеческого существа.
Из зала:
- С тем, что мы существуем вообще.
Да, да, совершенно верно.
Итак, смерть – это факт, это часть человеческого существования. Почему личная смерть вызывает тревогу?
Из зала:
- Неизвестность...
Неизвестность. Потому что непонятно, что там дальше. Мы ведь живём в перспективе: в нашем повседневном опыте мы понимаем, что такое прошлое и что такое настоящее и что такое будущее – а смерть останавливает это понимание, поскольку её опыт таков, что мы не можем её понять, пока мы живы.
Из зала:
- Есть высокая вероятность, что это вообще не опыт. Что со смертью всё кончится…
Страх исчезновения, страх прекращения этой личной жизни и жизни вообще. Мы все чувствуем недоумение, если представляем себе то, что нас не будет, а жизнь продолжится, поскольку мы являемся таким субъектом, который организует опыт жизни. Если, например, я себе представлю, что меня нет, а вы есть – это вызовет у меня недоумение и тревогу, поскольку я же вас вижу, я же вас слышу, я что-то о вас знаю, и в моём детском инфантильном представлении если я исчезаю, то вы тоже исчезаете (поскольку вы – объекты моего восприятия).
Бесконтрольность, непредсказуемость. Наверняка есть что-то, что мы контролируем, связанное с собственной смертью – например, здоровье, количество заботы о здоровье, занимаюсь ли я какими-то экстремальными видами деятельности или нет, хожу я по опасным районам города или нет. Это то, что мы можем контролировать. Но есть огромное количество вещей, которые мы контролировать не можем, и это тоже вызывает тревогу.
Из зала:
- У меня вызывает тревогу, что умереть можно не внезапно.
Вещи, которые связаны с процессом умирания: как это произойдёт, будет ли больно, буду ли я в этом одинока, будет ли что-то облегчать мой страх (например, моя семья и мои родные, медицинская помощь). Но это ведь не те вещи, о которых вы думаете каждый день. Когда мы об этом задумываемся? Когда мы снова сталкиваемся с тем фактом, что мы умрём и нас ожидает факт личной смерти? Это ведь не происходит, когда вы смотрите телевизор.
Из зала:
- С фактом чужой смерти…
Один из вариантов, да. Кто-то вокруг нас умер, и это столкнуло нас с тем, что смерть существует – а значит я тоже умру. Когда ещё?
Из зала:
- Когда у меня что-то болит…
Проблемы со здоровьем.
Из зала:
- Когда рождается ребёнок…
Рождение же тоже экзистенциальный факт: человека не было, а потом он появился, а значит когда-нибудь его жизнь закончится, и моя жизнь тоже.
Из зала:
- Например, я очень не люблю порезы. Именно из-за того, что они напоминают о хрупкости. Синяки не нарушают внешнюю форму, поэтому кажется, что всё в порядке. А порез, когда часть плоти отделяется от плоти, это очень неприятно.
Наверное, это твой индивидуальный стимул. Наверное, у кого-то есть ещё какие-то: особый запах, например. У меня, например, родной дедушка умер от рака, и когда я чувствую запах, который чувствовала в комнате, где он жил (запах медикаментов, болезней) – я сталкиваюсь со страхом смерти. Это мой индивидуальный стимул.
Из зала:
- Я просто хотел проиллюстрировать, что стимулом могут быть совершенно банальные вещи…
Да, это правда. Могут быть экстремальные ситуации, могут быть банальные вещи. Есть какие-то базовые: когда кто-то умирает или рождается, когда человек тяжело болен. Больше всего мы сталкиваемся с фактом личной смерти, когда мы болеем, и наше заболевание может привести нас к смерти. И здесь у нас возможны варианты: невротически избегать эту тревогу или справляться с ней.
Вообще всё, о чём мы сегодня будем говорить – это не про то, чтобы перестать тревожиться по этому поводу, потому что перестать тревожиться невозможно. Но мы будем говорить о том, как сделать эту тревогу более выносимой, и что с нашей жизнью происходит, если тревога от экзистенциального конфликта становиться более выносимой и выдерживаемой.
Сначала немного про то, как в принципе возникает тревога.
Вам знакомо понятие «гештальт»? Это какой-то целостный образ – что-то, что имеет начало и конец, что имеет завершённую форму, что мы можем воспринимать как завершённую форму. Психика работает гештальтами.
[Анастасия рисует на доске несколько чёрточек]
Что это?
Из зала:
- Это круг…
Да, но ведь это всего несколько чёрточек. Но наше сознание достраивает эту фигуру.
Вы видели картинки в соцсетях с подписью «Ад перфекциониста»? Когда все дощечки ровно, например, а одна лежит криво. Или когда дверь висит не очень ровно. Вот эта вот незавершённость вызывает тревогу.
Когда мы воспринимаем собственную жизнь, те вещи, которых мы избегаем, оставляют пробелы. Если я живу, избегая факта собственной смерти, то это даёт незавершённый гештальт и оставляет у нас сильную тревогу. Если мы начинаем как-то справляться и выдерживать факт, что мы умрём, тогда тревога у нас снижается, но она всё равно остаётся.
Чем проще всего заменить этот недостающий кусочек, заполнить пробел? Вот я смотрю на свою жизнь, но смерти при этом избегаю. Как думаете, что возникает на месте пробела?
Магическое мышление. Здесь возникает магическое мышление. Если я не справляюсь с реальностью такой, какая она есть, тогда я достраиваю эти кусочки, продолжая избегать фактов реальности, но с помощью магического мышления объясняя себе что-то, что достраивает картину мира и снимает у меня тревогу.
Например. Какие самые популярные идеи по поводу смерти?
Из зала:
- Загробная жизнь…
Загробная жизнь. Что ещё? Карма.
Из зала:
- Можно что-то сделать, чтобы избежать смерти…
Идея контроля.
Например, инфантильные такие штуки: если я не буду наступать на люки, то всё будет нормально. Или если я не буду наступать на чёрточки: «Кто на чёрточки наступит – тот и мамочку погубит» и так далее.
Кроме религиозных и околорелигиозных течений есть две глобальные идеи, которые описывают всё магическое мышление, связанное со смертью: вера в конечного спасителя и вера в собственную исключительность.
Вера в конечного спасителя – это про то, что кто-то придёт и спасёт меня от смерти. Какие популярные фигуры выполняют роль спасителей? Религиозные фигуры, ангелы-хранители, Иисус Христос, различные боги. Врачи, психотерапевты тоже внутри человека могут занимать место спасителя, учёные (мол, к тому времени, как мы постареем, уж точно изобретут лекарство от смерти), бабки-гадалки…
А как на счёт родителей? Родители могут выполнять функцию спасителей?
Из зала:
- В детском возрасте – да, могут.
Да и во взрослом возрасте тоже могут. Говорят, что одно из самых сильных столкновений с личной смертью – это смерть родителей, потому что если они умерли, то я уж точно умру. Вот эта детская вера в то, что родители бессмертны, идеальны и непогрешимы – сохраняется на каком-то уровне на всю жизнь. Понятно, что мы взрослеем и понимаем, что наши родители стареют, болеют и нуждаются в заботе, но где-то внутри нас нам кажется, что они всё те же неуязвимые фигуры, и когда мы обнаруживаем, что это не так, то испытываем сильную тревогу, которая связана с личной смертью.
Все защиты могут быть адаптивными и дезадаптивными – они могут либо помогать, либо спасать. Признак того, что защита не работает, что она дезадаптивна – это её ригидность (малоподвижность), когда человек не способен допустить даже мысли о том, что это будет не так.
Как можно ригидно верить во врачей? Мы теряем гибкость, когда перестаём заботиться о себе сами. То есть человек приходит, сдаётся в больницу и там всё для меня сделают. Например, у молодого человека тяжелое заболевание с рецидивами. Оно внезапное, оно его пугает, и у него не очень хороший прогноз. И то, чем он занимается несколько последних месяцев – это ищет конечного спасителя, того, кто сделал бы так, чтобы это заболевание прошло. Интересно, что он делает всё, что ему говорят, но это как бы игра, притворство. Он выполняет очень разные рекомендации: ходит к врачам, которые говорят ему «восстанавливай иммунитет, кушай овощи и фрукты, бегай на лыжах» - и он начинает кушать фрукты-овощи и бегать на лыжах. Потом он едет к бабке-гадалке, которая ему говорит «вари пчёл с еловыми ветками» - и он действительно варит пчёл с еловыми ветками. Но при этом он не выстраивает из этого систему. Его заболевание связано с иммунитетом, а для того, чтобы системно восстановить иммунитет, нужно всё это делать долго и постоянно, регулярно, то есть раз в неделю сходить на лыжах или один раз купить фрукты с зарплаты недостаточно. Но он делает все эти рекомендации именно после похода к какому-то специалисту. Пошёл к врачам -они ему сказали - он это сделал. К бабке съездил - она ему сказала - он это сделал. Но при этом он продолжает не высыпаться ночами, потому что у него ночная работа, продолжает испытывать серьёзный стресс – то есть он не выстраивает из полученных рекомендаций какую-то систему, которая сказала бы ему о том, что врачи не всесильны. Его восприятие работает таким образом: врачи же сказали, и выполнения рекомендаций этих «неуязвимых» фигур достаточно для того, чтобы он спасся.
А если ему делать что-то выходящее за рамки или задуматься о том, чтобы делать это чаще, постоянно или самому придумать себе какой-то способ заботы о собственном иммунитете, о качестве своей жизни – то тогда они больше не будут такими неуязвимыми. Тогда это будет связано не с успокоением, а с поднятием тревоги. Таким образом он защищает себя от этой тревоги, потому что ему очень тревожно.
У этого молодого человека тяжелое заболевание, с которым ему необходимо справиться – у него вполне конкретная ситуация. А что по поводу обычной жизни? Как вы думаете, с чем связана психопатология? Какие могут возникать трудности и проблемы, если мы ригидно верим в собственного спасителя? Если я верю, что меня спасут, - как я строю свою жизнь, к чему я склонен или склонна?
Из зала:
- К пассивности…
Что конкретно ты имеешь в виду?
Из зала:
- Ну, если кто-то придёт и сделает за меня, то мне незачем напрягаться...
Я слышала даже такой вариант: «Если никто не придёт и ничего за меня не сделает, то зачем вообще отношения?»
Из зала:
- Вседозволенность…
Это будет вот здесь уже [Анастасия показывает на доску с надписью «Исключительность»], на исключительности. В спасительности я чувствую собственную уязвимость. Наверное, если только инфантильная вседозволенность: я сделаю всё, что угодно, потому что кто-то придёт и подметёт потом за мной, исправит мои ошибки, извинится за меня перед кем-то ещё (если есть такая фигура родителя в голове, то вполне возможна надежда, что кто-то придёт и исправит мои косяки).
Из зала:
- Безответственность…
Тоже в инфантилизм безответственность, да. Есть ещё такая штука, которая называется «патология желаний и решений». Вы наверняка знаете таких людей, которые не могут… я бы сказала добиваться целей, но это какое-то попсовое выражение… не могут двигаться по направлению к собственной реализации, что ли… не могут работать, например. На работу ходить могут, а работать не могут.
Из зала:
- Может ли это быть страх?
Это и есть страх смерти в конечном счёте.
Из зала:
- Нет, я о другом. Им мешает работать, когда они пришли на работу, страх? Или просто не могут сформулировать, почему не могут работать?
Чаще всего они не могут сформулировать, что с ними происходит. Но как это проявляется? «Не могу работать» - это довольно частый симптом, и очень тяжёлый. Человек не может сосредоточиться, откладывает дела на потом, постоянно меняет место работы, потому что «не нравится начальство». Или, например, сел работать за компьютер и обнаружил себя на ВКонтакте.
[Смех в зале]
Это знакомо, да?
Если человек обращается с этим на психотерапию, он говорит о том, что не знает собственного предназначения, не следует своим целям, не имеет достаточно воли. Но дело не столько в воле – дело в том, что если я защищаюсь от экзистенциальных данностей с помощью веры в конечного спасителя, то для того, чтобы мне передать ответственность спасителю, мне нужно отказаться от самого себя, от своих желаний на самом базовом уровне, потому что сначала желания, которые нужны для какого-то действия - потом решения, что я буду делать с этой энергией, и так далее.
Такие люди, например, очень легко подменяют собственные желания чужими желаниями. Это если вы сюда пришли с подругой, и она говорит: «Кофе будешь?» - вы отвечаете «Буду!», но при этом не хотите кофе или чаю хотели, или даже не успели задуматься о том, чего хотели.
Из зала:
- Или когда живёшь с партнёршей, то устраиваешь свой рацион независимо от собственных желаний, потому что собственные желания не важны.
Да, хороший пример. Не так давно была история, когда я спрашивала девушку о том, чего она хочет, как она может позаботиться о себе («Что ты хотела бы сегодня съесть?»), а она говорит: «Ну, у меня сегодня пюре с котлетами». Я спрашиваю, почему у неё сегодня пюре с котлетами. Она отвечает: «Потому что моему мужу больше всего нравится пюре с котлетами». А ты-то что хотела бы съесть? «Ну, я хотела бы пюре с котлетами». Подожди, представь, что нет этого пюре с котлетами. Чего бы ты хотела? «Ну ещё мы иногда едим суши».
Это действительно очень сложный, тяжёлый и мучительный внутренний процесс, потому что если я не знаю, чего хочу, то ощущаю себя внутри самого себя как бы чужим. У Ирвина Ялома есть такое хорошее выражение: «Когда мы находимся в контакте с собственными желаниями и в согласии с самими собой, мы чувствуем себя дома». Вот это ощущение «я дома», где бы я ни находился… Если вам знакомо ощущение «Я хочу домой», даже если вы дома, мы обычно перекладываем его на трудности отношений (например, дома ссора была). Я хочу в мир, я хочу в спокойствие, хочу в согласованность меня с собой – и это не связано с другим человеком. Конфликты безусловно могут обострять это состояние, но это именно состояние, когда я себя не знаю, я внутри себя не дома – я наполнен другими желаниями, чужими желаниями.
У подростков много подобных вопросов: «Кем я хочу быть?». Мама хочет одного, папа – другого, а я так и не знаю в свои семнадцать лет, чего же хочу. Все вокруг хотят денег, говорят, что программистом быть хорошо (и это может быть объективной реальностью), но такой выбор может быть совершенно не согласован с тем, кем я являюсь. И вот эта патология желания и решения тоже может быть связана с конечным спасителем.
Из зала:
- Может ли это чувство «я хочу домой», если сбрасываешь стресс, например, книгами, постоянным чтением книг?
Ты знаешь, книги, наверное, тоже могут быть источником интроектов, то есть каких-то чужих идей, которые я беру из книг и делаю их частью собственной жизни. Могут. В какой-то ситуации, наверное, могут. Я не думала об этом никогда, ни с кем об этом не говорила.
Из зала:
- Я ничего из книг не беру. До недавнего времени я просто погружался в книги и всё. Можно сказать, что закрывал книгами мир.
То есть подменял свой собственный мир миром книги. Наверное, что-то в этом есть.
Исключительность работает несколько иначе. Если в варианте со спасителем я верю, что кто-то придёт и спасёт меня, то в случае исключительности я верю в то, что меня вообще спасать не надо, потому что я-то не умру.
[Видео прерывается]
Компульсия – это неосознанность и навязчивость. Есть, например, такая штука как компульсивная уборка, когда я делаю уборку не потому что хочу и не потому что дома грязно, а потому что я не могу её не делать. Компульсивное переедание, когда я ем, потому что не могу остановиться. Когда я компульсивно меняю партнёров не потому что хочу кого-то другого, не потому что так уж люблю секс (часто, кстати, у людей, которые занимаются компульсивным сексуальным поведением, в принципе нет оргазма) – но я не могу остановить компульсию, эту неосознанную навязчивость.
Компульсивный героизм – это когда я с верой в собственную исключительность помещаю себя в ситуации с риском для жизни.
Пример:
Вы находитесь на пляже, на море идут сильные волны, и кто-то идёт купаться, и его относит куда-то, и вы слышите слабые крики о помощи. Вот тот, кто бежит в волны, - это компульсивный герой с верой в собственную исключительность. Потому что более осознающие свою смерть остаются на пляже. Вот у вас какие основания полагать, что вы спасёте и выплывите вдвоём живыми? У меня никаких. Хоть я и умею плавать, но там мощные волны. Я не умею плавать в волнах, не обладаю достаточной физической силой, не обладаю навыками спасателя. Компульсивный героизм не даёт возможности осознавать собственные ограничения.
Что ещё из исключительности?
Из зала:
- Человек с таким чувством в принципе склонен к риску по жизни…
Да.
Вера в собственную исключительность – это ведь не только про то, что я не умру, это и про то, что я в принципе исключительный: я такой человек, которого больше в мире нет вообще. И, например, в терминалогии экзистенциальной психотерапии считается, что нарциссизм – это именно вера в собственную исключительность: когда я чувствую себя настолько исключительным, что другому человеку рядом со мной быть исключительным нельзя, потому что если он тоже исключительный, то моя вера в свою исключительность терпит крах и я снова оказываюсь в контакте с той данностью, которую избегаю.
Про исключительность:
У Фрейда была коллекция анекдотов, и один из его любимых звучал так.
Муж говорит жене:
- Ты знаешь, если один из нас умрёт раньше, то я, наверное, перееду в Париж.
Если вы задумаетесь о вашей жизни с теми, кого вы любите, если вы попробуете поместить в эти отношения смерть, - вы будете думать так же. Вы будете склонны думать о том, как будете жить после того, как с партнёром случится неизбежное, а с вами не случится.
А что, если я понимаю, что этого не существует? [Анастасия показывает на доску, где написано «Исключительность» и «Спаситель»] Что, если я выношу соприкосновение с мыслью о собственной смерти? Не в смысле спокойно переношу, а в смысле я не разрушаюсь в этой тревоге. Что тогда со мной может происходить? Зачем мне вообще об этом думать, зачем осознавать?
Из зала:
- Появляется ощущение времени.
Да, появляется ощущение конечности. Мы с вами в той или иной степени живём так, как будто мы бессмертны, как будто у нас есть время на всё.
Из зала:
- Наслаждение сегодняшним моментом.
Люди, перенесшие серьёзные заболевания и вышедшие здоровыми с другой стороны, говорят о том, что у них появляется абсолютно другое качество жизни. Появляется критерий: «А буду ли я тратить своё время, если оно конечно, вот на этот конкретный акт, на это конкретное поведение?».
Если моё время конечно, если я когда-нибудь умру, то могу принять новое решение на счёт, например, своей профессиональной деятельности. Потому что если я умру, то зачем мне работать на нелюбимой работе прямо сегодня? Если я умру, то зачем мне прямо сегодня тратить время на родственников, которых я не люблю?
Например, скоро Новый Год. К кому-то из вас приедут родственники, которых вы видели от силы пять-десять раз в течение всей жизни, и которые, возможно, будут спрашивать у вас: «А где дети?», «А почему ты ещё не женат?», «А ты всё ещё там же работаешь?». Если мы чувствуем, что время бесконечно, то мы думаем, что можно потратить на встречу с ними какое-то время, потому что… Зачем вы встречаетесь с такими людьми?
Из зала:
- Чтобы сохранить отношения на будущее… И поскольку время бесконечное, то будущее кажется намного больше.
Когда-нибудь, через двести тысяч лет, возможно, мне потребуется их помощь, а так как жизнь бесконечна и я никогда не умру, всё равно когда-нибудь, что-нибудь случится.
Факт конечности жизни предполагает, что с нами случится не всё. Например, помощь от племянника Пети может не потребоваться никогда.
Ещё какие есть основания для общения с этими родственниками?
Из зала:
- Родственники уедут, а родители, которые их пригласили, останутся. И если что-то в общении с родственниками было не так, то родители будут выносить мозг.
Тоже вопрос, да? Зачем я живу с родителями, с которыми у меня такие отношения, если время конечно, если я умру… Мне нравится одна фраза про то, что люди, пережившие смертельно опасное заболевание, осознают, что существование неоткладываемо, его нельзя отложить. Нельзя думать, что вот когда-нибудь потом я буду жить жизнью более высокого качества (то есть не буду общаться с людьми, которые мне не нравятся и так далее…)
Из зала:
- То есть в общих словах вы говорите про расстановку приоритетов.
Да, я говорю о расстановке приоритетов, которые смещаются в область собственных желаний и потребностей. В сторону того, что я ощущаю как жизнь высокого качества, потому что если я умру, именно эта жизнь закончится. И это моё время, время моей собственной жизни.
И вы слышали эту достаточно растиражированную идею, но это настолько не понятно, как если бы кто-то объяснял нам устройство Большого Адронного Коллайдера. Мы бы понимали все отдельные слова, и даже смысл бы понимали, но он не имел бы для нас никакого личностного значения.
Из зала:
- Люди забывают о банальностях…
Люди защищаются от банальностей. Смерть – это банальность, безусловно. Люди защищаются от таких банальностей, потому что они вызывают сильную тревогу. Осознавать смерть и держать с ней контакт – это не про то, что вы должны просыпаться и думать «О, же умру когда-нибудь…». Но выдерживать эти столкновения и переоценивать свои решения из факта собственной конечности – это может привести к жизни более высокого качества.
Из зала:
- Люди, которые только столкнулись с серьёзным смертельным заболеванием, начинают остро осознавать конечность жизни. А те люди, которые не сталкивались с серьёзным заболеванием – как они могут осознать конечность жизни? Каким образом это осознать?
Мне кажется, что вот такое глубокое проникновение в собственную смерть в повседневной и благополучной жизни может быть даже и невозможно, потому что психика работает вне зависимости от того, чего мы от неё хотим, и она выстраивает эти защиты. Например, в том, что касается экзистенциальной психотерапии, очень много времени уделяется тому, как столкнуть клиента с фактом его смертности, если он не умирает (то есть не болен смертельным заболеванием и вполне здоров). И это долгий путь маленьких шагов, и это не про то, что вы сели перед зеркалом, на себя посмотрели и подумали: «Я умру…» - но, например, научить себя замечать, а не игнорировать маленькие детали (появляющиеся морщины, смерти наших близких, возрастные кризисы, кризисы в отношениях, рождение детей, боль, физическое заболевание…).
У меня вчера болела шея. Я разговаривала с мамой, а она мне рассказывала о своей маме и обо всех её болячках. Я говорю: «Ты знаешь, я тоже старею».
Наверное, на каком-то глубоком уровне жить, соприкасаясь с собственной смертью, как живут, например, онкобольные, и не нужно: это всё-таки огромный стресс. И этот стресс может привести к повышению качества жизни, но тоже не всегда, потому что не все это выдерживают. Но уметь сталкиваться с фактом нашего старения, с фактом нашей конечности и смерти – означает получать возможность принимать какие-то новые решения по любому поводу: как одеваться, как строить отношения.
Одна клиентка мне, например, сказала, и я не смогла ничего ей возразить. Это замужняя женщина, у которой есть любовник, а муж – импотент. И она удовлетворяет свои сексуальные потребности в других отношениях. Когда она говорит о своих мотивах, она говорит: «Ну я же умру. Но я хочу ещё секса». Она любит мужа, хочет оставаться с ним, и таково её решение, и это решение – если отбрасывать всю морально-нравственную чепуху, которая есть у нас в головах – это решение повышает качество её жизни. Но для того, чтобы его принимать, ей приходится конфронтировать с фактом собственной конечности, потому что если это не так, такое решение принять достаточно трудно. Но, приняв его, с такой мотивацией она выглядит более взрослой, более развитой, более ответственной и устраивающей себе более полноценную жизнь.
Кто хуже живёт – тот больше боится смерти. Кто живёт хорошо, тот смерти боится меньше. Почему?
Из зала:
- Тот, кто плохо живёт, надеется что-то дополучить...
- Если я не живу, так и умру…
Вот. Если я не живу, то как мне умирать-то? Я ещё не жил. А если я живу на полную, то умирать не так страшно – честно говоря, я на это очень рассчитываю (касательно моей личности). Я бы очень хотела умирать, устав от жизни. В смысле не то чтобы устав…
Из зала:
- … а насытившись.
Я тоже не думаю, что это возможно, но хотя бы без вот этого… я даже представить себе не могу, насколько это страшно: обнаружить в старости, что я и не жила вовсе.
Я не работала с пожилыми умирающими клиентами. Работа с такими клиентами – это особый вид психотерапии. В Израиле, кстати, она сейчас развивается, называется танатотерапия. Израильские исследователи говорят о том, что если я прожил восемьдесят лет плохой жизнью, мне не обязательно жить ещё восемьдесят лет хорошей, чтобы это искупить. Достаточно вот этого критичного момента перемены: про то, что именно сегодня я живу по-другому.
Или применительно к нашему возрасту: нам не обязательно жить ещё тридцать лет хорошей жизнью, чтобы компенсировать тридцать лет прожитой плохой жизни. Я могу сделать выбор жить хорошей жизнью прямо сейчас. И когда мы сейчас об этом говорим, мы прямо сейчас в бОльшем контакте с собственной смертью, чем бОльшую часть вашей жизни до этого. Вы можете думать об этом прямо сейчас: «Что мне нужно изменить, если я буду понимать, что я умру?», «Если я умру, то как мне жить?». И вот это терапевтично.
Цитата одной из онкобольных: «Рак излечивает невроз». Невроз – это бесконечность жизни. Невроз – это попытки адаптироваться к жизни, когда у меня бесконечное количество попыток. А если я умру, то оно у меня конечное. И невротические варианты… [Анастасия показывает на доску, где написано «Спаситель»] здесь ещё зависимые отношения, поскольку если я верю в спасателя, то я выбираю себе отношения, в которых я менее ответственен, а ты более ответственен, завишу от тебя и так далее…
Алкоголь, наркотики – это всё про это. Если я осознаю смерть, если я вынужден (если у меня, например, рак), то рак излечивает неврозы. И мне бы очень хотелось, чтобы мы все с вами были способны прикасаться к этим вещам без онкологии и без каких-то аварий и катастроф, без экстремальных ситуаций. Мы всё равно их не избежим, но, может быть, сегодня мы немножко больше к этому готовимся, чем во всё остальное время.
Из зала:
- Пришло в голову, что религии, возможно, возникли ещё и потому, что плохая жизнь в древности была практически неизбежна для некоторых людей. И чтобы смириться со смертью, религии были практически единственным выходом.
Вопрос из зала:
- А каков процент людей, которые хорошо переживают смерть?.. Насколько это реально вообще?
Не хорошо – выносимо. Я психотерапевт, и поэтому больше имею дело с невротической организацией личности, но я могу сказать, что, например, с течением психотерапии тревога по поводу смерти становится всё более выносимой (не только по поводу смерти, но и по поводу остальных данностей).
Следующая данность – Свобода.
Почему свобода травмирует? Ведь она такая классная… Представьте, факт объективной реальности в том, что вы абсолютно свободны.
Из зала:
- И абсолютно ответственны…
Молодцы. Если я абсолютно свободен, значит то место, в котором я сейчас нахожусь, - это моя ответственность. Есть в этом и позитивная черта: если это моя ответственность, значит я могу это изменить. Если я могу это изменить сейчас, значит я всегда мог?
Давайте поговорим об этой идее подробнее.
Что означает ответственность? Если мы расшифруем наши абстрактные фразы о том, что я сам отвечаю за то, где я оказался – что это значит?
Из зала:
- Принятие собственных решений вне зависимости от внешних факторов.
Ты сейчас сказал вещь, с которой я абсолютно согласна, но это не совсем то, о чём я спрашивала. Я про повседневные штуки. Как мы сталкиваемся с ответственностью и как мы её избегаем?
Из зала:
- Последствия. Это понимание того, что каждый поступок несёт свои последствия.
Как мы избегаем ответственности?
Первый способ – перекладывание ответственности на других.
В вашей жизни это как происходит?
Из зала:
- Врачи виноваты…
- Мама или папа виноваты…
Смотрите, по поводу всех защит, о которых мы будем сегодня говорить… Они, конечно, не в единичном виде представлены и не в изолированном.
Например, то, что мы говорим об ответственности – перекладывать можно на спасителя. Можно вообще говорить: «Такова жизнь…».
А что ещё можно делать с ответственностью?
Отрицать. Отрицание ответственности – это такая игра в невинную жертву. Как это может выглядеть? «Я не думала, что так случится…», «Делайте что хотите – я умываю руки…».
Всё это звучит сейчас довольно просто, но по поводу экзистенциальной ответственности – это ведь не только про то, что я кричу или мало зарабатываю. Это про то, что… есть такой термин «экзистенциальная вина». Если вы знаете про себя, что вы склонны испытывать слишком большие приступы вины в ответ на маленькие стимулы; если вы знаете, что когда вы испытываете вину, вы склонны её избегать, потому что она слишком интенсивна – говорят, что это вина экзистенциальная и связана с тем, что человек не проживает собственную жизнь. Человек чувствует, что не заботиться о себе в достаточной степени, чтобы способствовать собственному росту, собственному развитию, собственной полноценной жизни. Я могу испытывать экзистенциальную вину, которая будет маркировать мне, что я живу не своей жизнью.
Очень часто слышу такой вопрос:
Когда человек в терапии сталкивается с какими-то своими переживаниями (например, с гневом)… он осознаёт, например, что у него много гнева на что-то или на кого-то. И он говорит: «А куда я теперь с этим гневом пойду?». Это про ответственность в том смысле, что - если трактовать этот вопрос с точки зрения экзистенциальной ответственности, то что на него стоит ответить? Если человек сам абсолютно свободен в том, куда ему с этим гневом пойти и что ему с этим гневом делать – то тогда как ему стоит относиться к собственным переживаниям? Что ему с этим можно делать?
Из зала:
- Выместить так, чтобы это не вредило другим ценностям.
А если навредит?
Из зала:
- Значит, искать способ, который навредит меньше всего.
Ну например, если я буду понимать, что я не хочу вредить, то я самостоятельно должен буду построить для себя такие отношения или таким образом позаботиться о близких мне людях, чтобы важные для меня вещи сохранились (если я сам этого хочу).
Что ещё? Если у меня есть гнев.
Из зала:
- Боксёрскую грушу побить или посуду разбить.
То есть я могу выбрать способ выражения гнева. Если я выберу подавить гнев - это тоже будет моя беда.
[Здесь видео прерывается]
… и я чего теперь, должен прийти и маме сказать: «Ты мне, сука, всю жизнь испортила!»? Это вопрос, который звучит из безответственности. Если он, например, задаётся терапевту, это перекладывание ответственности на терапевта: «Ты столкнул меня с собственным гневом! Я нормально жил, а теперь я должен пойти и разрушить свою семью!»
У вас могут быть такие чувства – не только по поводу психотерапии, а вообще по поводу своих внутренних переживаний. Например, вы можете внезапно обнаружить, что вам не нравится иметь мало денег. И вы можете поступить с этим как угодно. И здесь обычно возникают такие переживания: «… но страна, но работа, но у меня уже есть образование, но всё это требует времени и так далее». Что предполагает осознание своей ответственности?
Как с гневом, например. Я могу выбрать способ его выражения, место, где я буду выражать гнев, с кем я его буду выражать. Я могу пойти к маме и упрекнуть её в том, что она испортила мне всю жизнь, но пойти или нет – это будет исключительно моя ответственность. Уже даже не её – это я таким образом выбрал разместить гнев. И если этим я разрушу свои отношения, то за это тоже буду отвечать именно я, а не ходить и не говорить что-то вроде: «Ну как-то люди не выдерживают моего гнева…».
Один из вариантов перекладывания ответственности – это как раз компульсии, навязчивости.
Про тот же, например, секс. У меня много сексуальных партнёров, потому что такой я человек. Это как бы не я делаю. В европейской и американской традиции говорят: «Я болен, особенности такие у меня, гормоны, папа в детстве бил».
Из зала:
- По поводу принятия ответственности. Мне кажется, один из важных моментов – принять, что это действительно твои желания.
… или принять то, что я этого НЕ хочу, но делаю. Например, это я выбираю переедать, хотя не хочу есть.
Из зала:
- Есть сейчас такая модная тема – «генетическая предрасположенность»…
Да, есть такая.
Понимаете, ответственность не отменяет всего прошлого: не отменяет генов, не отменяет конституции, не отменяет того, что папа, например, в детстве действительно меня бил. Но для человека, который больше в контакте с собственной свободой и ответственностью, эти факты могут быть катализатором изменений.
Например, осознать, что папа меня бил и теперь я боюсь мужчин – дальше можно двигаться в двух направлениях: в сторону безответственности («Ну вот поэтому у меня такие хреновые отношения…») или принять на себя ответственность и понять, что да, бил, но что я хочу дальше с этим делать. Например, можно пойти на терапию и лечить травму, которую оставил побоями мой отец. Или попытаться разговаривать со своим партнёром, осознавая свои стереотипии, свой страх.
Прошлое остаётся прошлым. Оно не изменится, но оно может быть либо катализатором изменений либо поводом для перекладывания ответственности.
В пользу того, что ответственность вызывает очень много тревоги, говорит огромное число систем и идей, которые эту ответственность снимают. Например, соционика. Что говорит соционика?
Из зала:
- Звёзды так сложились. Тип такой.
Ты – вот такой тип, успокойся и живи с этим. У тебя есть по соционике идеальный партнёр, свои идеальные проявления…
Недавняя история. Парень рассказывает, что его бросила девушка, потому что он – по её словам – слишком для неё нудный. Он говорит: «Ну я же Достоевский [это тип личности в соционике], а она просто не тот тип. Ей нужен кто-то экспрессивный, а я вот такой вот эмпатичный интроверт, нудный». То есть он как бы говорит, что дело не в нём. А с точки зрения ответственности что ему стоит осознавать? Что он отпугивает людей своей нудностью, что он их утомляет, пугает, проявляет нудностью своё высокомерие, а не потому что он «Достоевский» в соционике.
Какие ещё вы знаете системы, которые берут на себя ответственность вместо вас?
Из зала:
- Гороскопы.
Гороскопы, да. Ведическая женственность. Системно-векторная психология.
Из зала:
- Но ведь отвергать некоторые свои черты тоже бессмысленно? Имеет смысл не пытаться менять себя полностью, а учиться жить с этим.
Я бы сказала, что то, как ты поступишь – это твоя ответственность. И то, что я сейчас говорю, не должно стать путём, который я предлагаю тебе за тебя.
Из зала:
- Я про то, что такие системы могут быть не только системами для перекладывания ответственности, но и системой контроля. Зная, каков ты, учишься с собой обращаться.
Это информационная система. Да, пожалуйста, пользуйтесь чем хотите. Опять же: то, что я говорю, что все эти системы полная лажа – это не значит, что вы теперь должны думать и говорить: «Вот Настя Долганова сказала, что это полная лажа». Я не отвечаю за ваши взаимодействия с этими системами. В моей собственной жизни я считаю, что это полная лажа и перекладывание ответственности, упрощение.
Есть такая закономерность: чем активнее, харизматичнее терапевт – тем хуже он работает. Потому что активный и харизматичный терапевт берёт на себя ответственность за клиента. Он говорит: «Тебе нужно делать вот это». У него много энергии, активности у него много. Такие советы не меняют клиента, не способствуют его трансформации. И очень частые жалобы, когда мы общаемся среди психотерапевтов: «Ну вот, он, конечно, такой… ничего от него не добьёшься, сидит ничего не делает…», но он остаётся в терапии и со временем действительно меняется.
Я десять лет занимаюсь психотерапией, и чем больше этим занимаюсь, тем больше понимаю, что не существует готовых решений. Если приходит девушка, рассказывает историю, в которой молодой человек её бьёт, не работает и забирает у неё деньги, моей человеческой части кажется, что всё очень легко и выход очевиден. А ещё он на ней не женится, детей не хочет, а у неё часики тикают. Но у меня есть в практике такие случаи, когда через пять лет их душевная близость, их контакт, их любовь друг к другу становится настолько очевидными, и они становятся счастливой парой. Им прямо хорошо друг с другом.
Из зала:
- Пьют и дерутся?
Вообще не факт, хотя если пьют и дерутся – это тоже их дело. Можно и так жизнь прожить – это же им умирать в их-то жизнях, а мне – в своей. Но я себе об этом напоминаю: я не знаю, что будет с ними через пять лет, а тем более не знаю, что будет с ними через десять, и поэтому я говорю: «Что ты планируешь с этим делать?». Мне отвечают: «Ну вы же психолог, я к вам пришёл». Я говорю: «А я понятия не имею… Вот что тебе конкретно делать в твоей конкретной сиутации – не знаю». И это в какой-то степени крах личного спасителя.
Иногда бывают варианты, когда человек для того, чтобы получить квалифицированную помощь и передать ответственность, изображает, что он ответственность принял. Такая игра: я сделаю всё, что ты скажешь, даже приму на себя ответственность. И с вами тоже могут играть в такие игры. И вы тоже можете играть в такие игры.
Понятно про свободу?
Из зала:
- У меня вопрос. Вот смотри. Есть свобода. Я свободен выбирать. Я принял ответственность, что я украл миллион рублей, меня посадили, но я же свободен – почему я сейчас не могу поменять место пребывания?
Кого-то из греческих философов посадили в тюрьму. Сохранились его высказывания про то, что «Я должен отправиться в тюрьму. Я должен отправиться в изгнание. Я должен умереть. Но моя свобода на сегодняшний день именно в том, как я буду это воспринимать, как я буду это проживать. Буду ли я страдать по этому поводу и обвинять всех в несправедливости? Буду ли я что-то говорить или делать, исходя из того, что я невинная жертва? Или я поступлю так, как мне хочется: если мне хочется быть гордым, то я буду гордым». Он попадает в индийскую тюрьму, где его бьют, не кормят и мучают. Ему приносят жареную курицу и говорят: «Мы тебе её отдадим, если встанешь на колени». Я бы – стала. Я не могу себе представить силу духа, которой он обладает, когда он не берёт эту курицу и продолжает жить какой-то жизнью, которую внутренне выбрал. И в этом он свободен. Вот ответ на твой вопрос. Всегда остаётся что-то, что я могу выбирать.
Говорят, что невроз – это когда человек страдает из-за выдуманных вещей. Мы все страдаем. Жизнь несёт с собой страдания, и в том числе потому, что мы умрём. Мы расстаёмся, ломаем ноги, теряем близких… Страдание – это нормально. Но невроз – это когда я страдаю из-за того, чего как бы не происходит. Когда я сам себе что-то придумываю и страдаю от того, что меня бросают, страдаю от того, что я неудачник и вообще какой-то не такой, лучше бы мне не рождаться – это невротические переживания. Обретение свободы излечивает как раз вот эти переживания. Когда я, например, понимаю, что сломал ногу, но невротически страдать по этому поводу - означает сидеть и мучить себя тем, какой я неудачник, а все якобы нормальные и грациозные. А когда я лежу и мне больно от ноги – это нормально, это здоровое страдание.
Из зала:
- То есть - продолжая как раз предыдущую лекцию - я осознанно решила поехать продавать на Кубе кокаин, меня поймали, посадили и как бы теперь всё равно счастливая должна быть…
Может быть. Я искренне уверена, что нескольким своим клиентам я бы посоветовала посидеть в австралийской тюрьме: мне кажется, это излечило бы их неврозы.
Третий факт – изоляция/одиночество.
Как вы думаете, экзистенциальная изоляция – это вообще о чём?
Мы – индивидуальные человеческие существа. Настолько индивидуальные, что понять нас до конца невозможно ни одному другому человеческому существу. Идея половинок (в том смысле, что есть на свете человек, который точно такой же как я, и я буду счастлив, если просто его найду) не работает. Идея о второй половинке – это избегание изоляции.
Наши конечные переживания, если всё глобализовать, - «я рождаюсь в одиночестве». Конечно меня рожает мама, но у неё абсолютно другие переживания. Я рождаюсь со своими переживаниями, а она рожает меня со своими переживаниями. И когда я буду умирать, я тоже буду в одиночестве. Даже если рядом со мной будет умирать другой человек, я буду переживать факт собственной личной смерти в полном одиночестве. Никто не сможет его со мной разделить.
И таких переживаний много. Я индивидуален, уникален, и это пугает, это тревожно. Как вы думаете, почему это тревожно?
Из зала:
- Из-за инстинктивной тяги к общению. К тому, чтобы чувствовать себя частью целого, частью коллектива.
Я задала вопрос и подумала, что это то же самое, что спросить: «А почему вы боитесь смерти?», да? Снимаю этот вопрос.
Каким образом мы можем избегать переживания моего одиночества и моей изоляции?
Из зала:
- Зависимые отношения…
Да, верно. Что это значит и как проявляется?
Из зала:
- Когда нет ни тебя, ни меня – есть «мы».
Если нет меня, а есть «мы», мне не обязательно сталкиваться со своими глубинными переживаниями.
Из зала:
- Получается, другой человек воспринимается как продолжение себя.
Вот тут, кстати, есть варианты. Первый – это когда человек воспринимает другого как продолжение себя. Второй. Есть такой термин про то, что другой подтверждает моё существование: мне для того, чтобы я чувствовал себя живым, нужен другой человек. И вот если другой человек есть – тогда я чувствую, что существую.
Если вы когда-нибудь были в зависимых отношениях, вы понимаете, о чём я говорю. Это когда, например, вы приходите домой с работы, а вашего партнёра, от которого вы зависите, ещё нет и вы не знаете, где он и что – и вы не знаете, куда себя деть. То есть вы, конечно, знаете: можно приготовить еду, посмотреть киношку, но вы всё равно как бы заняты ожиданием. Помните такие состояния? Когда всё, что вы сейчас делаете, - это ожидание, что бы вы ни делали при этом по факту.
Кстати, очень часто в зависимых отношениях, когда девушка, например, идёт встречаться с подругами, но всё, что она делает – это ждёт, когда он ей напишет. И вот когда он ей написал, тогда она оживает. Как это выглядит? Что это за перемены внутренние или внешние? Можете это описать? Как выглядит ждущий человек?
Из зала:
- Отказ от внутренних переживаний.
Он как будто не включённый, ничего не чувствует. Вы, например, сходили в кино, но у вас там вся жизнь прошла в этом кино, например. Вы посмотрели Интерстеллар. Сначала вы погрузились во мрак, потом испугались, потом почувствовали надежду, потом немного поплакали – вы были включёнными, вы жили прямо здесь и сейчас, вы позволяли себе те переживания, которые вызывала у вас внешняя среда. А если я жду, то я ничего не чувствую, кроме этого ожидания. И в напряженные моменты фильма, если вы ожидаете, вас ничего не трогает, потому что есть телефон, сейчас будет звонок или смс или что-нибудь ещё - и тогда вы выскочите и побежите в коридор разговаривать. Всё ваше существо сосредоточено на другом человеке – и это избегание собственной жизни.
Кто из вас смотрел «Интерстеллар»? Человек десять из сидящих в зале смотрели «Интерстеллар», и если мы с вами обменяемся этими переживаниями, они будут абсолютно разными. Это я поплакала там два раза – вы можете поплакать шесть, или не поплакать ни разу, а кому-то вообще было смешно во время просмотра. И мы останемся в этом одиноки: ваш «Интерстеллар» и мой «Интерстеллар» - это разные вещи. И это трудно переносить, потому что в конечном счёте это нас сталкивает с тем, что самые важные вещи в жизни мы тоже будем переживать одни, а значит мы будем отвечать за то, как я себя в этом чувствую, например. В болезни, в смерти – это избегаемо. И входить в зависимые отношения, в которых я живу в ожидании тебя и начинаю жить только тогда, когда ты возвращаешься домой – значит избегать изоляции и ощущения собственного одиночества.
Давайте возьмём пример не в кино, а дома с ожиданием звонка или смс. Например, вам сказали: «Я сегодня пойду встречаться с друзьями». Вы сказали: «О, хорошо! Я посмотрю кино…» - но вы смотрите и не видите, читаете книгу и не понимаете, о чём читаете. А потом он возвращается – и вы начинаете чувствовать, появляется какой-то смысл, вам нужно сразу столько ему рассказать. Потом он уходит – и жизнь снова замирает. Это как бы такая пульсирующая жизнь: если ты со мной, я живу, я дышу, а если тебя рядом нет – то замираю и жду, пока мы снова встретимся. Вот это зависимые отношения. И в этом смысле мы используем другого, чтобы он подтверждал нам наше существование.
Это не единственный вариант зависимых отношений. Есть ещё такой вариант – такой механистический вариант, когда другого я использую как функцию. Когда я не могу, не умею, не хочу для себя что-то делать – и мне проще переложить это на другого человека и начать ожидать этих действий от него. Чего мы можем ждать от другого человека? Это называется «другой как подъёмник».
Из зала:
- Спонсор…
Например, спонсор. Я сама столько денег заработать не могу, но мужчина может.
Из зала:
- Многие перекладывают обустройство быта на другого…
Как мы можем использовать другого как подъёмник, как функцию?
Из зала:
- Как источник душевного тепла…
Как источник тепла, да.
Из зала:
- Я грустная, а партнёр меня всё время веселит…
Вот. Кстати, довольно частый вариант, когда меня партнёр всё время развлекает, и я от него завишу в том смысле, что без него я всё время грустная, а какие-то эмоции мне доступны только с ним.
Из зала:
- Позаботиться о себе я не могу, но через заботу о партнёре я…
Когда я о себе позаботиться не могу, а о нас – могу. Это, кстати, вариант внутренней сделки, когда я о тебе буду заботиться для того, чтобы создать прецедент, «очки» накопить: вот я о тебе вот так забочусь, а ты обо мне теперь тоже должен заботиться. Это не проговорённая сделка, не то, под что мы сознательно подписываемся, но это внутренняя манипуляция: если я для тебя жизнью пожертвую, то я от тебя тоже вправе этого ожидать. Партнёры на такие претензии обычно удивляются. А ещё по поводу очков… это же взаимная такая вещь: в то время, когда вы жертвуете жизнью и ожидаете от другого, что он будет делать то же самое, он тоже делает для вас нечто, за что ожидает какого-то вознаграждения. Если отдельно с каждым в паре поговорить про «очки», они скажут что-то вроде: «Ну, я очки не считаю, конечно - это всё глупо - но я точно впереди».
Из зала:
- Подход с «очками» патологичен?
Я бы, честно говоря, сказала, что он неизбежен.
Как вы думаете, каким образом магическое мышление может присутствовать в избегании изоляции? Мы поговорили об этом, когда говорили о смерти и когда говорили об ответственности (что кто-то другой будет за меня брать ответственность), а как мы можем использовать магическое мышление, чтобы избегать изоляции?
Из зала:
- Религия, например.
Да. Мой ангел всегда со мной. Ещё?
Вот идея, которую я вам озвучила про двух половинок – она магическая. А ещё какие подобные идеи есть?
Из зала:
- Всякие духовные практики и связанное с ними ощущение избранности.
Избранности и – я бы ещё сказала – принадлежности, что ли.
Из зала:
- Родственные души…
Да, идея про родственные души. Какие-то вообще отношения, которых больше, чем нужно было бы – они все про избегание изоляции.
Из зала:
- Большая дружная семья…
Большая дружная семья очень часто работает именно как избегание изоляции. А ещё есть такой феномен, когда в семье кто-то тяжело болеет, вся семья сплачивается. Когда вокруг больного родственника возникает целое ядро – и это про то, что его болезнь вызывает у всех страх собственной смерти, который вообще обостряет восприятие экзистенциальных проблем (в том числе изоляции), и одна из защит – это сплотиться, подбадривать друг друга и по возможности избегать непереносимых чувств.
Но чем человек лучше переносит своё одиночество, тем более здоровые у него отношения.
Из зала:
- «Выхожу замуж один раз и навсегда» - тоже из этой серии?
Думаю, да. Тоже магическое мышление.
Идея про то, что выдерживая изоляцию мы можем построить здоровые отношения, понятна?
Из зала:
- Про изоляцию вы сейчас сказали. Это по поводу страха своих личных переживаний, страха того, что люди меня не поймут. А может быть мои переживания как-то чужды другим людям. Может быть, именно вот это как раз работает на то, чтобы акцент смещался на переживания других людей, а не на мои?
Ты знаешь, вот то, что ты сейчас озвучил – это страхи быть непонятым: вдруг никто не разделит моих переживаний… я бы сделала ещё шаг вглубь и сказала бы, что меня не поймут – и это факт. До конца меня не поймёт вообще никто, а то, что я сейчас собираюсь сказать – вполне возможно, что не поймут многие.
Из зала тот же человек:
- Ощущение, что то, что я чувствую – это противоестественно в обществе.
… а значит я останусь изолирован в этом. Да-да-да, хорошо, что ты об этом говоришь, потому что есть вещи, которые я ещё хотела бы сказать и пример, который я хотела привести по поводу изоляции.
Например, в терапевтических группах это часто прослеживается, когда люди начинают воспринимать группу как то место, в котором их поймут по умолчанию. «Мы же группа. Мы все для этого здесь собрались. Поэтому я могу прийти и сказать, что убиваю младенцев и рассчитывать на поддержку». Но это крайний вариант, а более тонкий вариант – если я веду себя эгоистично и при этом думаю: «Меня же должны принимать здесь таким, какой я есть». Например, человек стягивает на себя время, раздаёт всем оценки или в принципе не приходит на группу, но потом приходит и говорит: «Ребята, у меня пипец!» - и рассчитывает, что сейчас вот все займутся его вопросом и всё их внимание будет адресовано в его сторону. Можно заменить группу на «это же моя семья», «это же мои родители», «это же мои дети», «это же мои друзья», «я же решился» (раз я решился, то уже имею право рассчитывать). Это не так. Это тоже идея про то, что в реальности это мои переживания и я несу ответственность за то, как я их размещаю и за то, как другие люди на это реагируют, потому что если я нудный, другие люди скучают, если я агрессивный, другие люди тоже ко мне агрессивны или испуганы. И в этом смысле изоляция – это про то, что на самом деле так и есть: мои переживания до конца никто не разделит; что если я хочу чего-то (например, отношений или поддержки), самого факта хотения не достаточно.
Это тоже довольно часто происходит в терапии, когда человек приходит домой и раздаёт всем люлей. Его спрашивают, за что. Он отвечает: «Ну я в терапии. Я разобрался. Теперь я гневаюсь». Ему отвечают: «И что? Что за фигню ты творишь? Какое мне дело, что ты там понял в своей терапии? Я сижу смотрю телевизор».
Клиентка рассказывала. Сижу, говорит, смотрю телевизор. Приходит муж с терапии и говорит мне: «Я понял: ты будешь плохой матерью». Она отвечает: «Что?! Серьёзно?!». А он ей: «А чего ты так сердишься? Я пришёл к тебе с чувством. Я открыл тебе новые знания про тебя, новые про тебя переживания». Она отвечает: «Засунь их себе…». И вот это тоже про изоляцию. Про то, что ну и что, что ты так чувствуешь. Ну и что? Это имеет значение только для тебя. Для меня это тоже может иметь значение, но точно не такое же, как для тебя. И вот это тоже связано и с ответственностью.
Из зала:
- Раз уж задали вопрос по поводу одиночества… Такая вещь как замещение собственного одиночества просто погружением в общение с друзьями, со знакомыми. Ты с ними общаешься и не чувствуешь себя одиноким – это дезадаптивная мера или адаптивная?
Мне кажется, все так делают. Наверное, чем более это ригидно (ригидность означает дезадаптивность)… Если я без этого вообще не могу и если я без этого не живу, ничего не могу делать – тогда это дезадаптивно. А если я сегодня сериальчик посмотрел, завтра что-то по дому поделал, послезавтра с друзьями сходил – это нормально.
Бессмысленность.
Из зала:
- Опять же, кажется очевидным, что никакой высшей цели никогда не было и ни у кого не было. В жизни нет никакого смысла изначально. Никому не пригодится то, что я делаю, то, что от меня останется.
В экзистенциальной психотерапии разделяют личный смысл и космический смысл. То, о чём вы говорите, это про то, что никакого космического смысла не существует – то есть не существует никакой заданности. Все мы пришли в этот мир для того, чтобы что? Подскажите, где магические идеи?
Из зала:
- Придумать автомат Калашникова.
Это личный смысл Калашникова. А космический?
Из зала:
- Ну он же изменил ход войны, планета осталась жива.
Из зала:
- Либо сделать что-то для мира. Либо усовершенствовать свою душу.
Давайте я вам предложу продолжить фразу: «Вы все должны…»
Ответ из зала хором:
- Оставить свой след на Земле.
- Научиться любить.
Мы пришли в этот мир для того, чтобы…
Из зала:
- Развиваться…
Объективная реальность говорит нам о том, что общего для всех смысла, заданности не существует. Но это не отменяет ни нашей потребности в космическом смысле, ни нашей потребности в личном смысле.
Экзистенциальная психотерапия говорит нам о том, что человеческое существо нуждается в смысле, но при этом от начала и до конца ответственно за тот смысл, который придаёт собственной жизни. И в этом смысле сделать автомат Калашникова для Калашникова – это его личная прекрасная жизнеспособная цель. Я не уверена, что он так думал, но столкновение с тем, что конечного смысла не существует – означает, что мы и в этой сфере своей жизни должны взять на себя ответственность и придумать смысл для себя самих для того, чтобы жить более полноценной и более наполненной жизнью.
При этом есть вещи, которые очень легко укладываются в личные смыслы, часто выбираемые: самореализация…
Дети – это скорее про космический смысл, потому что если я чувствую, что моя цель родить детей, - это, например, про моё женское предназначение (а женское предназначение – это магическое мышление), или «мы должны себя продолжить на Земле» (тоже магическое мышление). Вот если женщина реально хочет родить и хочет о них заботиться, прожить свою жизнь в заботе о других и не занимаясь собственной жизнью – это выглядит как избегание изоляции, но вполне может быть личным смыслом.
А самореализация через детей…
Из зала:
- Я родила ребёнка, вырастила, обучила его – и вот оно моё дитятко, вот оно какое хорошее получилось. Это самореализация.
Для меня это настолько сильно пахнет перекладыванием ответственности, что я не могу с этим внутренне согласиться. Я не про то, что не надо рожать детей – рожайте, дети это классно – но делать ребёнка смыслом своей жизни означает делать чужую жизнь смыслом своей жизни. И вот это мне что-то не нравится. Детей можно и нужно любить, заботиться о них, но смысл моей жизни должен касаться только меня, а не моих детей. Как-то так я чувствую.
Из зала:
- Но это же есть, это же данность: можно сделать другого человека смыслом своей жизни.
Можно, да, и это будет один из вариантов невротических защит, потому что в конечном счёте он будет дезадаптивен как для одного участника этого процесса, так и для другого участника. Видела картинку на ВКонтакте, где изображена крепкая мощная женщина и написано: «Мать прожила свою жизнь – проживёт и твою!». Это самая частая клиентская жалоба: про необходимость начать жить собственной жизнью вне зависимости от того, чего хотели и хотят от него и от себя его родители.
Из зала:
- А если это не детско-родительские отношения? Если это другой посторонний человек, с которым…
…появляется связь? Две половинки нашли друг друга? Ты про это?
Из зала:
- Ну хотя бы...
Зачем делать смыслом жизни другого человека?
Из зала:
- Это нездорово, но это же встречается.
Безусловно.
Из зала:
- И воспитание детей может быть каким-то творческим процессом…
Может. И творчество может вполне придавать смысл жизни (такой, который помогает адаптироваться).
Я хочу перечислить вещи, которые помогают вам адаптироваться.
Например, самоактуализация. Это когда я сосредотачиваюсь как раз на том, чего хочется мне, как я могу прожить собственную жизнь, - и это отвечает на вопрос «зачем я живу?».
Например, творчество может наполнять собственную жизнь. Я занимаюсь творчеством. Как может творчество наполнять жизнь, работая личным смыслом (личный смысл – хорошо, а космический – плохо)?
Из зала:
- Создавать что-то новое.
Как деятельность, как процесс творчество может наполнять жизнь. Как вариант, «Я не знаю, зачем я живу, но прямо сейчас я вполне счастлив в своём творчестве».
Из зала:
- Я люблю свою работу. Работа – важная часть моей жизни. Она делает мою жизнь менее бессмысленной.
Интересно, но преданность делу – это другой аспект, да? Творчество отдельно, а преданность делу отдельно.
Из зала:
- Ну у меня цепочка такая...
Ну у тебя творческая работа.
Что ещё?
Альтруизм вполне может служить каким-то основанием для ощущения смысла. Альтруизм не в смысле самопожертвования и того, что другой человек стал смыслом моей жизни, а альтруизм в смысле того, что у меня есть такие потребности.
Говорят о том, что если человек в течение жизни развивается естественно и хорошо - он переориентируется с эгоистических потребностей на альтруистические, и они действительно способны наполнять.
Из зала:
- Этот переход происходит только с возрастом?
Нет, конечно, не только. Открывать в себе альтруистические вещи – значит расти, и это может давать какой-то смысл.
Из зала:
- Я правильно понимаю, что сейчас – образно говоря – для того, чтобы выжить, все по сути придумывают себе какое-то объяснение, что смысл есть?
Личный смысл?
- Да. А можно жить, не придумывая смысл? Или это уже тупиковая ветвь развития? Например, мне лень. Я осознаю, что смысла нет, отстаньте все от меня, ничего никому не должна – могу так жить.
Вполне.
Из зала:
- Но при этом это должно тебя устраивать.
Ну её же устраивает.
Из зала:
- Я имею в виду, что я ответственно подхожу к этому вопросу. То есть смысла можно не искать.
Да.
Из зала:
- А что в психотерапии говорится об опыте проживания как смысле жизни? Например, всё перепробовать.
Не знаю. А почему бы не оставить это таким, каким оно сейчас звучит? «Всё перепробовать». Жизнь такая богатая и разнообразная, жизнь конечная, я бы хотел и этот опыт иметь и тот опыт иметь, хотел бы, чтобы моя жизнь была наполненной – вполне себе выглядит личным смыслом.
Из зала:
- Увидеть весь мир.
Гедонизм такой. Вполне может быть личным смыслом. Про удовольствия, про процессы, про путешествия, про делание того, что нравится.
Я думаю, что на самом деле личные смыслы – это какие-то переплетения индивидуальные того, другого, третьего, но вот этот процесс формирования личного смысла предполагает, что:
1) для всех людей этого не существует, а значит я изолирован (другие люди не обязаны, не могут и не должны разделять мой смысл жизни)
2) я полностью отвечаю за то, что я его себе придумываю. Никто мне его не сообщил: я так чувствую, я так выбираю жить
А то, что нет космического смысла, означает, что - скорее всего - конечного спасителя тоже не существует и в конце концов я умру.
Возможность переживать бессмысленность – это как вишенка на торте. Если мне эта возможность недоступна, это может означать нарушение на каких-то других уровнях. Если она доступна и понятна, значит в какой-то степени я способен прикасаться и к собственной ответственности и к собственной изоляции и к факту собственной смерти. Это может быть маркером, критерием, способен ли я продуцировать личные смыслы для своей жизни, полностью за них отвечать, не ожидать, что их разделит кто-то ещё и осознавать, что сверху они не спустятся.
Из зала:
- Насколько высока вероятность чувствовать себя хорошо, если ты смирился с отсутствием смысла? Насколько важно продуцировать этот собственный смысл?
Давайте поговорим о том, к чему приводит ощущение бессмысленности. Если личного смысла нет, то к чему это может приводить. Это о психопатологии.
Из зала:
- Самоубийство?
Вполне. Но прежде всего депрессия.
Из зала:
- Механизированность процессов…
Невключённость в собственную жизнь.
Для меня, когда я изучала тему, был важен такой феномен как «крусадерство» (крестовые походы). Человек, не имеющий личного смысла, склонен компульсивно, невротически заражаться чужими идеями: не потому что я выбрал этот смысл ответственно, а потому что я не переношу пустоту, связанную с ощущением бессмысленности, и с удовольствием заполняю собственную жизнь идеей, которую кто-то сформулировал до меня, и я могу становиться фанатичным последователем этой идеи.
Из зала:
- Но ведь можно через некоторое время это перепрожить и понять, что это реально прикольно, например?
Да пожалуйста. Жизни индивидуальны.
Из зала:
- Через сколько времени понятно, что это моя идея?
Понятия не имею.
Почему крусадерство может быть разрушительным? Можете ли вы привести примеры?
Первый пример мой – секты. Сектантство с точки зрения экзистенциальной психотерапии - это про бессмысленность. Поскольку я не придумал собственный смысл, бессмысленности не переношу, а кто-то говорит мне, что я должен, например, жить в деревне, что мужчина должен быть близок к земле (и там это всё звучит как смысл) - тогда это может быть разрушительным для моей личной судьбы.
Из зала:
- Чужая идея слишком неустойчива. Возможно, поэтому фанатики так яростно отвергают любые нападки.
Думаю, да. Когда идея неустойчива, мы склонны агрессивно её защищать. Если наша идея последовательна и логична, мы не чувствуем желания оправдываться и не чувствуем желания нападать в ответ.
Итак, фанатики и сектанты – это мой пример. Теперь ваш пример. Почему крусадерство и отсутствие личного смысла может быть разрушительным для личной жизни человека? Фанатичность разрушительна, потому что человек, беря на себя чужую идею, отказывается от собственных смыслов, отказывается проживать собственную жизнь, зарабатывает себе экзистенциальную вину и так далее.
Из зала:
- Еще один пример – мода. Появилась какая-то мода и все начали заниматься какой-то определённой работой.
Прикольно, не думала об этом. Наверное, да.
Из зала:
- Субкультура. Но это тоже к моде.
Есть такой тонкий момент про то, что ощущение бессмысленности может разрушить не только личную жизнь, но и привести к историческим катаклизмам. Например, терроризм, нацизм. Это тоже про заражение большого количества людей идеей одного человека, про отсутствие вот этого процесса проживания, что я выбираю для себя быть нацистом, например.
Я сомневаюсь, что каждый человек, который участвовал в Холокосте, принял осознанное решение о том, что он выбирает для себя нацизм. Я сомневаюсь, что каждый террорист выбирает для себя террор. Я думаю, что это – отражение бессмысленности, и, честно говоря, мне кажется, что смочь опереться на свой личный смысл – значит не только самого себя чувствовать более защищённым, но и получить возможность жить в немного более безопасном мире (на сегодняшний день – за будущий мир не ручаюсь, но прямо сейчас личная ответственность и личный смысл каждого из вас влияет на то, что происходит со всем человечеством).
Как я могу отвечать за голодающих детей в Африке? Я отвечаю за это, потому что выбираю за это не отвечать: я выбираю не тратить на это ни секунды своего времени, и это мой личный выбор, который не плох и не хорош. И со смыслом так же: мне кажется, что если мы способны об этом задумываться (и о бессмысленности и о собственной изоляции и о своей свободе и о своей смерти), - наша жизнь действительно может стать полноценнее и мы можем быть защищённее, и мы, возможно, получим какой-то шанс, когда с нами случится неизбежное, пережить это легче и, возможно, подать пример другим о том, как это можно делать.
ТУР ОТВЕТОВ И ВОПРОСОВ
Из зала:
- Как понять, что то, что тебе интересно, - это действительно твоё, а не навязано извне?
Для этого нужен особый навык – навык себя слышать. Слушать и слышать. Если он развит, то можно себя спросить, откуда пришёл этот мотив? Даже если кто-то об этом сказал - как это во мне откликнулось? Выбираю ли я сейчас свободно? Было ли это свободным решением или чем-то обусловленным? Могу ли я выбрать что-нибудь другое? Чувствую ли я эту созвучность? Когда я этим занимаюсь, чувствую ли я себя дома? Такие вопросы нужно себе задать.
Из зала:
- Посоветуешь книжку про созависимые отношения?
Есть отличная книга Робина Норвуда «Женщины, которые любят слишком сильно». Она написана про женщин. Феномен зависимости в книге рассматривается с точки зрения дочерей алкогольных родителей, но общие паттерны, общие стереотипы описаны достаточно хорошо. Там как раз написано про избегание собственной жизни. Если говорить об экзистенциальных факторах, мы можем думать как раз о том, что таким образом я избегаю сталкиваться с собственной смертью или собственным одиночеством и так далее.
Из зала:
- Плохая жизнь провоцирует больше переживаний о смерти. Ведь в прошлом, в Средневековье практически во всех странах плохая жизнь для большинства была чем-то неизбежным, и мне кажется, что религии возникли во многом именно для того, чтобы люди могли с этим жить.
Это не вопрос, а комментарий?
Из зала:
- Вопрос. Может ли идея перерождения в индуизме с воздаянием за страдания в этой жизни возникнуть потому, что в Индии жизнь была хуже?
Слушай, я некомпетентна в таких сферах. Никогда об этом не думала.
Из зала:
- Что делать со страхом смерти? Как его прожить?
Он непроживаемый. Можно уменьшать эту тревогу, заботясь о том, чтобы твоя жизнь тебе нравилась.
Из зала:
- Есть вещи, которые нельзя контролировать. Можно позаботиться о своём здоровье, продолжительность и качество жизни улучшить, а есть вещи, на которые повлиять нельзя. Это пугает. Например, какие-то серьёзные заболевания. Все болезни от нервов, но на самом деле – не всегда.
Ну вот смотри. Клиентка попала в аварию, из которой она вышла невредимой, но если бы что-то хоть немного пошло по-другому, она могла бы умереть. И после этого у неё развивается динамика процесса, о котором она никогда не думала. Она избегала его, допустим, сорок лет, но после аварии она начинает замечать, что она избегает других людей, больше находится в контакте сама с собой, меньше хочет знакомиться с мужчинами, меньше хочет встречаться с кем-либо, поскольку это стереотипные отношения, а у неё есть стереотипии отношений: она в них либо заслуживает, либо обслуживает. Либо она в отношениях что-то делает для другого, либо она такая очень милая, очень позитивная, поддерживающая, всегда улыбающаяся (это про то, чтобы заслужить любовь и внимание). И она обнаруживает в себе, что после аварии она склонна не поддерживать даже те отношения, которые вообще-то ей нравятся и которые она хотела бы продолжать (например, отношения со своим терапевтом). Она говорит о том, что больше не хочет ходить на терапию. Она знает, что ей нужно ходить, и терапевт ей нравится, но она чувствует, что не хочет на терапию (так же, как не хочет во все остальные места). И для неё этот процесс разрушителен, поскольку она теряет то, что для неё дорого. Но этот процесс инициирован её столкновением со страхом смерти, который показывает её жизнь, которая на сегодняшний день неполноценна. И она видит вот этот пока единственный механизм не встречаться с ними со всеми, но это дезадаптивный механизм, который не помогает ей жить лучше, а ещё более ухудшает её жизнь. И для неё возможность принять какое-то новое решение и научиться каким-то новым решениям, новому поведению в отношениях, например, - это для неё как бы позитивная динамика, когда она сможет позаботиться о том, чтобы её жизнь стала лучше, исходя из того, что она могла умереть. Вот это столкновение с тем, что мы не контролируем (аварию или заболевание, катастрофу) – это не про то, как жить после этого дальше неизменно, а про то, что подобные события могут стать катализатором изменений. И в этом смысле это будет самой здоровой и самой развивающей реакцией.
Из зала:
- Первый раз столкнулась со страхом смерти, когда родила ребёнка. По телевизору показывали войну, у меня началась просто паника, что я не смогу защитить ребёнка.
Что тебе с этим делать?
- Прошло какое-то время. Я поняла, что прямо в тот момент мне ничего не угрожает. А сейчас я снова с такой ситуацией столкнулась, столкнулась с этим страхом.
Почему бы тебе не подумать о том, почему этот страх настолько силён для тебя, и как ты живёшь таким образом, что ты боишься смерти? Наверное, в этом моменте как раз стоит задать себе вопрос: «А как я могу жить по-другому? Как я могу организовать жизнь более высокого качества, потому что - похоже - мой страх смерти очень большой, похоже, что я живу каким-то не таким образом, похоже, что я чего-то не делаю или делаю что-то не то.
- То есть в реальность возвратиться?
Да, да.
Из зала:
- Насть, а всегда ли вот эти экзистенциальные вопросы сопровождаются страхом?
Говорят, что да. Как-то принято воспринимать их именно как страхи. Наверное, ты права в том, что сами факты могут вызывать разные чувства. Например, факт свободы и ответственности может и вдохновлять. Но в невротических вариантах, о которых мы говорим сегодня, и в экзистенциальной психотерапии (то есть деятельности, которая основана на невротических реакциях), наверное, это страхи избегания. А в здоровом варианте – множество и других чувств тоже.
Из зала:
- Про контрзависимых хочу спросить. Они не стремятся к близости, они хотят быть свободными, они понимают свою изолированность… но если это хорошо, то почему контрзависимость тоже считается зависимостью?
Потому что контрзависимость – это непереносимость одиночества в чистом виде. Это такой вариант, когда я с тобой быть не могу и без тебя быть не могу. Контрзависимость не про то, что «пошла ты!» - а про то, что «пошла ты, но не далеко». И в этом смысле это те же зависимые отношения, только в специфике того, что там есть довольно много отвержения.
Из зала:
- Тоже вопрос про зависимые отношения. Может такое быть, что, допустим, есть бОльшая часть отношений, которые нормальны, свободны и здоровы, но при этом должны быть какие-то в жизни отношения, которые зависимые. Человек, с которым у тебя зависимые отношения, не играет большой роли в твоей жизни, но при этом из зависимых отношений берётся энергия – насколько это опасно?
Я не очень верю в то, что у человека есть базово здоровые отношения, но вот одни конкретные отношения с малозначимым человеком складываются по зависимому варианту.
- Не факт, что с одним. Допустим, это могут быть одни зависимые отношения, которые завершаются, а затем тут же появляются другие зависимые отношения примерно по той же схеме.
Я не очень понимаю твой вопрос, Маш. Наверное, если постоянно появляются зависимые отношения, то можно говорить о том, что базовые отношения с партнёром свободны от зависимости – это несколько идеалистично.
- А может, они просто неполные получаются?
Зависимая структура личности есть зависимая структура личности.