Меня зовут Анастасия Долганова. У нас сегодня лекция о зависимости.

Тема зависимости — тема интернациональная, и мне очень интересно, откуда вы сегодня присоединяетесь и о чём душа ваша сегодня болит и спрашивает. Я полагаю, что есть такой пул общих вопросов, которые вы имеете внутри себя. Москва, Будапешт, Санкт-Петербург, Харьков, Краснодар — боже мой, какой прекрасный географический размах! Ещё откуда?

Если вы сюда подключаетесь или если вы смотрите это в записи, значит, у вас есть какие-то вопросы, касающиеся зависимостей. Я полагаю, что у вас могут быть профессиональные вопросы, если вы работаете психологами и терапевтами. Вас может интересовать, как помочь вашим клиентам, которые страдают зависимостью или сомневаются в том, есть у них проблемы или нет.

Этот же самый вопрос — есть проблемы или нет — вы можете задавать сами себе. Вас может беспокоить, что происходит в ваших отношениях с алкоголем, например, или с сигаретами, или с едой, или с игрой.

Мы сегодня поговорим о таких общих вещах, которые будут касаться всех зависимостей сразу. У вас будет возможность задать какие-то конкретизирующие вопросы (вопросы про конкретные зависимости), но я не аддиктолог — не факт, что я знаю конкретные ответы на тонкости, но я постараюсь. То, что знаю, обязательно расскажу. Но моя цель, в общем-то, — создать в голове у каждого из вас некое общее, современное и достаточно компетентное представление о том, что такое зависимость, для того чтобы вы могли этим пользоваться в своей частной жизни, для того чтобы вы могли этим пользоваться в ваших отношениях с близкими или в вашей работе, если ваша работа имеет отношение к помощи другим людям.

Тема, как я уже и сказала, интернациональная, но кроме того, что она интернациональная, — она ещё и очень объёмная и довольно сложная. Мы исторически, когда изучали зависимости (я имею в виду человечество)… мы поэтапно обращались к тому, что казалось в то время волшебной кнопкой («О, вот в этом проблема! Вот сейчас мы это пофиксим, и всё станет хорошо!»), потому что зависимые были очень давно, были эпидемии зависимости. Вы слышали про опиумные эпидемии, вы слышали про эпидемию табака, про эпидемии других веществ. Естественно, у нас было несколько волн эпидемии алкоголя.

Это старый вопрос, и с самого начала люди думали, что… Мы исследовали этот феномен, потому что феномен непростой. Чем он непростой? Как бы мы ни пытались помогать зависимым, как бы мы ни пытались сами контролировать свои процессы, но большой процент людей, употребляющих вещества…

Сноска:

Я буду много пользоваться здесь психиатрическим жаргоном, потому что зависимости — всё-таки тема психиатрическая, и поэтому «употребление» и «вещества» будут у меня сегодня звучать. И когда я буду говорить про вещества или алкоголь, я буду иметь в виду всё на свете.

Если я говорю: «Чтобы не пить, нужно вот это…» — это будет означать и другие зависимости тоже. Так вот, сначала люди думали, что дело в личности. Первая идея, которой человечество пыталось противостоять развивающимся зависимостям, — идея о том, что употребление веществ есть порок характера или грех. Почему это важно? В зависимости от того, в чём проблема, будут зависеть способы лечения.

Если мы считаем, что корень проблемы находится в личности самого человека, то тогда мы пользуемся виной, стыдом, мы пользуемся ограничениями этого человека, мы как бы относимся к нему как к греховнику, которому, кроме того что нужно напутствие, поддержка и помощь, — ему нужен очень большой массив обвинений, наказаний, ограничений, связанных с тем, что он сам по себе с этим не справляется, потому что он плохой и греховный человек. Выяснилось, что это не особенно работает, и лучшее…

Мне, кстати, кажется, что темой зависимостей в разные времена занимались чуть ли не лучшие умы человечества — видимо, и свои проблемы разрешая, да и вообще реагируя на то, насколько колоссален этот вопрос.

Потом мы стали думать, что дело в веществе. Я имею в виду конкретно алкоголь или какие-то конкретные наркотические вещества. Люди заметили, что личности могут быть разные, и не все люди, которые становятся зависимыми, подходят под критерии слабовольных, бесхарактерных грешников.

Священнослужитель мог быть зависимым, просветитель и гуманист мог быть зависимым. И началась эра исследования самих веществ, когда мы обнаруживали их аддиктивность и то, как вещество разрушает, как оно захватывает мозг, психику. Мы обратили внимание, что та личность, которой человек был до того, как он начал употребление, и та личность, которой он становится, начиная что-то употреблять, — уже две несколько разные личности. И здесь мы изучали вопрос того, как именно влияют разные вещества. Это тоже не очень помогло. Вернее, это всё в какой-то степени помогало, но по-прежнему остаются и оставались люди, которые продолжали употреблять. Если, кстати, дело в веществе, то что мы делаем? Мы, наверное, занимаемся ограничительными мерами. То есть те меры, которые может принять человек, которые касаются вещества, будут относиться к тому, чтобы меньше употреблять или употреблять не сильно действующие вещества.

Кстати, во время эпидемии алкоголя, например, в Шотландии была эпидемия виски. Поправьте меня, если вы знаете про это лучше. И это была одна из первых социальных кампаний, направленных на сдерживание продажи алкоголя, но там алкоголем считались только крепкие спиртные напитки, а пиво, вино, сидр алкоголем не считались. Это исторические этапы. Ограничительные меры не особенно помогли, и мы обратили внимание на то, что в употреблении веществ участвует социум.

Каким образом?

Во-первых, в социуме может быть культура употребления каких-то веществ (например, как у индейцев курить табак). В социуме может быть недостаточно заградительных мер. Речь о таких социумах, в которых в компаниях (это может быть, кстати, как маленький, так и большой социум), в которых употребление принято, которые друг друга провоцируют на употребление, в которых есть целая мифология, касающаяся приёма разного рода веществ…

В небольших компаниях и в больших социумах есть целый набор предрассудков, которые служат употреблению. Например, то, что мне сейчас приходит в голову, — это «лучше бы пил и курил» (отрывок из песни «Пил-курил» гр. Сплин). «Кто не курит и не пьёт — тот здоровеньким помрёт», и так далее.

Социум может создавать целые мифологии вокруг вещества, которые будут потворствовать, провоцировать употребление. Кроме того, исторически замечено, что больше пьют в неблагополучных обществах. «Пьют» означает «употребляют любые другие вещества». После больших социальных травм большее количество людей становится зависимыми. После войн, после революций, когда много людей остаются без дома, без крова, без денег; когда люди эмигрируют целыми народами; когда их выселяют с каких-то своих территорий, а потом возвращают на какие-то другие территории. Вот эти социальные травмы у целых поколений, у больших сообществ тоже связаны с повышением количества зависимых у тех людей, которые к этим сообществам принадлежат.

И, наконец, у нас развилась медицина до той степени, что мы смогли исследовать влияние разных психоактивных веществ на мозг и на тело в целом, и у нас подключилась биология.

Например, мы знаем сейчас, что у людей, у которых есть психические расстройства, связанные с нарушением обмена нейромедиаторов (серотонин, дофамин), склонность к зависимости больше.

Если у вас, например, есть какой-то из этих диагнозов: большое депрессивное расстройство, биполярное аффективное расстройство, пограничное аффективное расстройство, — все вообще аффективные и личностные расстройства связаны с биологическим нарушением, которое происходит в нейромедиаторах.

И если это есть, то ваша склонность к тому, чтобы вы развили зависимость быстро и бурно и в больших масштабах, — очень высокая.

Феномен зависимости по-прежнему остаётся очень загадочным, потому что, несмотря на то что мы представляем его сейчас более-менее объёмно и по каждому пункту нам есть что зависимому предложить, — люди всё равно пьют, и люди всё равно употребляют наркотики.

Несмотря на то что у нас достаточно объёмное сейчас представление о том, что такое зависимость, люди всё равно остаются зависимыми. И правда в том, что мы не можем помочь всем. И, честно говоря, процент истинно зависимых, которым мы можем помочь даже сегодня, остаётся достаточно мал. Здесь нужно начинать с того, что из зависимых людей проблему признают только пять или шесть процентов. То есть это уже из популяции зависимых нужно маленький кусочек отодрать — из тех, кто готов идти на все вот эти оздоровительные меры, меры помощи, принимать помощь, что-то делать. И из них ещё остаётся небольшой кусочек, которым это всё помогает, хотя сейчас наши методы достаточно действенные по сравнению с теми, которые были раньше, но этого всё равно не вполне достаточно. И поэтому мы продолжаем говорить о зависимости, и поэтому это до сих пор очень неоднозначный феномен.

И то, что я буду сегодня говорить в процессе, вам тоже может показаться неоднозначным, потому что идеи по исцелению, терапии и помощи могут быть весьма противоречивы. Наверное, самая противоречивая идея, самое заметное противоречие состоит в том, что не всем зависимым людям помогает внешний контроль.

Объясню, что я имею в виду. Традиционно зависимый человек лучше исцеляется, трезвеет и держится трезвым в условиях, когда у него есть поддержка и внешний контроль.

Это группы, тесты, которые сдают зависимые на работе, ещё какие-то способы ограничительные. Но не всем людям это помогает. Сейчас будет тонкий момент, потому что то, что я скажу следующей своей фразой, может быть как раз таки использовано для оправдания своей зависимости и для того, чтобы себе попустительствовать.

Некоторые люди замечают, что, если они относятся к себе как к алкоголику, например, — им становится только хуже, и им стоит относиться к себе как к здоровому человеку, обладающему всеми возможными ресурсами для того, чтобы с этой проблемой справиться. Зависимый же должен признать, что у него проблемы и что он бессилен перед этим, он должен идти за помощью. Но не всем людям это помогает, поскольку это их инвалидизирует (как-то так психика сложена), и тогда этим людям стоит идти каким-то другим путём.

Это очень спорная идея, но я озвучиваю, что в современном мире это есть. Есть количество людей, которым это помогает, и точно так же есть какое-то количество людей, которым это не помогает, а помогает другое. И есть люди, которым, к сожалению, пока вообще ничего не помогает.

В вопросе зависимости у нас есть три задачи, по которым мы с вами и двинемся на протяжении всей лекции.

Первая задача, которая перед нами стоит, — это уберечь человека от формирования зависимости.

Зависимость развивается не сразу. Есть перечень этапов, которые проходит каждый человек, который так или иначе сталкивается с веществом. Я думаю, что признавать это важно для того, чтобы уйти несколько в сторону от дихотомии между полным воздержанием — сухостью, абстиненцией — и сразу зависимостью. Мы не очень понимаем, что происходит в центре, а находиться всё время «сухим» — это идиллия.

Если бы это было возможно, у мира не было бы проблемы с зависимостью. Мы как-то более или менее плаваем в серединке, и понять, что это за серединка и как в ней находиться и двигаться, — принципиально важно для того, чтобы вы могли самостоятельно контролировать, где вы находитесь, в какой степени у вас есть эта проблема или нет, и что вам делать в каждый конкретный момент времени, когда вы об этом задумываетесь.

Этапов зависимости всего шесть:

- Не употреблять

- Эпизодическое употребление

- Социальное употребление

- Регулярное употребление

- Чрезмерное употребление 

Здесь мы проводим жирную черту и пишем:

Зависимость.

Черта — это важно. Сейчас объясню, почему. У любой зависимости есть три очень важные слова, которые надо запомнить и помнить про это всегда и всю свою жизнь. Любое употребление веществ, любые отношения с веществами обладают тремя характеристиками.

У всех всегда по отношению к любому веществу или к любому аддиктивному поведению (к вопросу об эмоциональных зависимостях, например)… Если вы мучаетесь любовными зависимостями, если вы шопоголик, трудоголик, если вы лудоман, игроман... Три главные характеристики любых аддиктивных отношений: хроническое, прогрессирующее и рецидивирующее течение этих отношений.

Хроническое, прогрессирующее и рецидивирующее.

Когда мы входим в отношения с каким-то веществом, у нашего мозга появляется совершенно особенный опыт. Он получает то, чего никогда до сих пор не мог получить так легко или вообще даже никакими трудами не мог этого никогда получить. Любая зависимость меняет биохимию и действует очень интересным образом: она не то чтобы что-то добавляет... Мы можем думать, что «под алкоголем я становлюсь дружелюбнее» или «когда я покурю, я расслабляюсь» или «когда я что-нибудь приму или понюхаю, у меня появляется энергия».

В этих вопросах всегда важно не то, что они добавляют, а то, что они что-то убирают. Например, убирают социальные фобии, усталость, напряжение изнутри. То есть они дают мозгу допинг, которого у него внутри у самого нет. И у вас этого своими силами не получается достичь: либо это очень трудно, либо вообще даже с трудом не получается никогда.

И наш мозг это запоминает. Наша психика и наш мозг действуют самым энергосберегающим способом. И когда он получает такой опыт от употребления, у него появляется этот образец и, собственно, начинаются наши отношения с веществом. Тут пока ещё не то чтобы всё страшно, но мы уже начинаем бдить.

Эпизодическое употребление - это когда я попробовал, понял, в чём эффект. Начинается этап экспериментов: а что мне нравится, а что мне не нравится, в каких количествах, а какие именно напитки, какие именно вещества, как именно это на меня действует...

Потом обычно вокруг этого формируется какая-то компашка, где люди начинают поддерживать друг друга в этих экспериментах, делиться опытом, делиться какими-то радостями и горестями этих процессов — и это ощущается как общность, как сообщество и как такой интересный совместный экспириенс.

Затем человек может обнаруживать, что ему больше не нужна компания для того, чтобы выпивать или употреблять вещество. Это становится регулярной рутиной его жизни, а затем он начинает злоупотреблять.

Мы всегда двигаемся вот сюда вниз [Анастасия показывает на доске движение от начала зависимости к ухудшению ситуации], если мы это не контролируем.

Тут есть тонкий момент. Вы можете лично знать человека, который был где-нибудь вот здесь или даже здесь [Анастасия показывает средние и конечные стадии развития зависимости, написанные на доске], а потом сам бросил, ничего ему это не стоило, и сейчас он чистый, трезвый, солнечный, ходит, улыбается. Это может быть ваш дядя или крёстный, который вернулся из Афгана, где он вообще юзал опиоиды, но у него потом всё хорошо. Это может быть какой-нибудь ваш друган, который десять лет пробухал, и теперь он на спорте (про них отдельно скажу), и так далее. Бывает такое, но это единичный случай, и в этом смысле полезнее думать о том, что с вами так не будет.

Кто сказал, что вот именно у вас вот это потом само пойдёт вверх (от большей степени зависимости к меньшей), и вы, никаких усилий не прикладывая, избавитесь от того, что могло бы стать колоссальной вашей проблемой?

Я когда буду говорить про то, что такое зависимость, — вы поймёте, насколько это кромешная тьма, и насколько из этого трудно восстанавливаться, и насколько из этого даже никогда не восстановиться до того уровня, каким вы были ещё вот здесь (до начала серьёзной зависимости).

Но кто сказал, что это вы вот здесь? Кто сказал, что вы потом взлетите вверх — и всё? Скорее всего, не вы. Статистически это, скорее всего, не вы. И лучше думать про это так.

Однако пока мы двигаемся вот сюда вниз, наращивая количество, наращивая частоту употребления, наращивая количество негативных последствий, — с каждой из этих стадий ещё можно вернуться наверх [Анастасия показывает на доску, где отображены первые пять стадий развития зависимости, которые только на шестом этапе переходят в зависимость]. И это хорошо. Это, собственно, то, чем мы с вами и должны заниматься в отношениях со своей зависимостью. В любой момент времени вы должны возвращаться выше. Если вы заметили, что стали часто пить, регулярно пить, — то возвращайтесь на эпизодическое употребление.

Если вы заметили, что вы идёте домой и вас беспокоит, что у вас закончилось вино, или вы идёте на свидание и думаете: «Ну там же будет неприлично выпить больше кружки пива или бутылки вина на двоих, надо дома добавить». Или если вы беспокоитесь о том, что у вас осталась последняя сигарета. Ну, с сигаретами, конечно, сложнее: сигареты редко кто регулирует гибко.

Если вы беспокоитесь, если нарастает ваше беспокойство, частота, количество, нарастает побочный эффект, и вы уже пропускаете работу, или вам ваши близкие дают такую обратную связь, что вы пьёте многовато, или вашей психике или вашему телу это начинает вредить, но вы всё равно продолжаете употреблять, — вам надо вернуться наверх.

Чем на большее количество этих стадий наверх вы вернётесь, тем будет лучше. Если вы где-то здесь [третья стадия — социальное употребление], то вернуться на одну стадию ещё, в общем, не проблема. Возвращайтесь. Но если вы где-то уже вот здесь или вот здесь [четвёртая и пятая стадии — регулярное и чрезмерное употребление], то вам стоит сделать большой скачок наверх, и вам нужно на какое-то время уйти в завязку. Это вам немножечко починит привыкшую к веществу, к допингу нервную систему, и вы сможете через какое-то время… Тут опять тонкое место. Но мы говорим пока вот-вот-вот до того, как началась зависимость. Я объясню, когда начинается.

Если каждый из вас сейчас думает про то, что — или не каждый из вас, или не вы вообще, а кто-то из ваших друзей и знакомых — типа: «Что вы мне говорите, я в любой момент брошу». Это отлично проверяется: брось. Если у вас сейчас есть вопрос про то, в каких вы отношениях с веществами, и вас это тревожит, — бросьте надолго.

Допустим, на два месяца. Если за два месяца ваше беспокойство о том, есть ли у вас вещество, беспокойство о том, как я проведу время в этой компании, если не буду пить; ваша физическая симптоматика — не прошли, бросьте ещё на два месяца, не начинайте пить до тех пор, пока вы не обнаружите себя уже давно не думающим о веществе (например, об алкоголе).

Вот когда вы уже давным-давно про это вообще не думали, и каждый день вы об этом не думаете, и вас не беспокоит, есть у вас это дома или нет (я имею в виду: даже не беспокоит, если у вас это есть, вы всё равно туда не тянетесь), — вот тогда можете экспериментировать дальше. Но я повторяю: у зависимостей хроническое, рецидивирующее, прогрессирующее течение, поэтому вы всегда будете укатываться вниз, и вам всегда нужно будет подниматься вверх.

Вопрос из чата:

— Почему разные люди выбирают разные зависимости? Это разное химическое воздействие или нет?

Мне кажется, кому что попалось первым. То есть что мозг вкусным признал лично для вас — то и будет. Хотя есть вещества, которые сами по себе любому человеку скорее вызовут (не скажу «понравятся») у него аддикцию, чем другие. Есть целая таблица вреда веществ по степени их воздействия. Там три фактора: фактор аддиктивности (скорость и сила зависимости); фактор вреда, который человек причиняет сам себе, если он употребляет эти вещества; и фактор вреда, который он причиняет другим, если употребляет это вещество.

На первом месте там алкоголь, потом — синтетические и натуральные опиаты, марихуана. Короче, можете погуглить этот список.

Правда в том, что есть вещества, которые вызывают зависимость почти сразу. Очень опасны в этом смысле любые опиоиды, будь то синтетические или натуральные, и бензодиазепины — вот это тоже вещь, которая вызывает зависимость очень мощно. Соли очень сильно вызывают зависимость. Про соли я ничего не знаю, но знаю, что они очень аддиктивны.

Если учитывать другие факторы, то есть власть вещества, которой оно объективно обладает.

Вопрос из чата:

— Сладкое тоже в эту тему?

Ну, в общем, да, конечно. Нарастает беспокойство, что дома нет сладкого. Сначала вы не ели сладкое, потом попробовали, думали, что вам нравится, что не нравится, потом начали с подружками кофе пить с тортиками, потом домой покупать, а потом началась стадия чрезмерности.

Наверное, в области пищевых зависимостей и сладкого… Да нет, всегда всё равно стоит употреблять поменьше. Вот если это связано именно с беспокойством, с нарастающей тревогой, — то это значит, что сахар решает у вас в мозге какую-то очень важную для него задачу, и вам стоило бы изучить, что он для вас делает, для того чтобы вы могли стать свободнее в смысле циркуляции по этому режиму [Анастасия показывает на доску, где отражены стадии развития зависимостей].

Комментарий из чата:

— Я как раз тот человек, который после огромного времени употребления алкоголя (уходила в запои месяцами) бросила пить сама. Десять лет не пью, через три года пошла на терапию. Я — человек, который бросил сам.

Прекрасно, поздравляю вас, я очень за вас рада. Полагаю, что ваша терапия спустя три года трезвости помогла вам не запить снова. Искренне в это верю. Круто.

Вопрос из чата:

— Как вернуться наверх (к более ранним стадиям) в эмоциональной зависимости?

Эмоциональные зависимости, слежка, все эти вещи… — мы возвращаемся к абстиненции. Если вы чувствуете, что вы зависимы от человека, и это не идет вам на пользу, и это становится навязчивой идеей, если другой человек стал навязчивой идеей, — возвращайтесь в точку ноль. До тех пор, пока вам не станет без него хорошо и свободно. Точка ноль — всегда точка ноль. Если это становится навязчивым, поднимайтесь до точки ноль.

Вопрос из чата:

— Всегда ли зависимость — это суррогат любви, той дыры, которая не сформировала целостность?

У разных терапевтических подходов разный взгляд на этот счет, что, в общем-то, неудивительно. Если мы возьмем три основных психотерапевтических течения (когнитивисты, психоаналитики и гуманисты), то когнитивисты считают, что дыра здесь ни при чем, это копинги (стратегии преодоления стресса).

То есть это то, как мы не научились решать самые разные проблемы. Это не всегда дыра — иногда это скука, усталость, иногда злость, голод, иногда одиночество.

Это, кстати, такая памятка для бывших зависимых — чего им нужно избегать больше всего в своей жизни. Вот этих вещей: одиночества, скуки, голода, усталости, злости. Потому что это всё предикторы того, что их мозг в этих состояниях захочет вещество, захочет допинг, а с этим бороться будет сложно.

Итак, когнитивисты считают, что это неправильное научение, и нам нужно научиться правильно решать и обрабатывать скуку, голод, усталость и т. д.

Психоаналитики, естественно, считают, что это мать… Я, кстати, сейчас говорю без… не то что без сарказма — без особого сарказма. Релевантная совершенно идея: для психоаналитиков отношение с веществом — вещество (сейчас будет дико для тех, кто психоанализ не читает, и понятно для тех, кто немножко читал и слушал)… Вещество — это идеализированная мать, которую человек берет и интроецирует вглубь себя. И дальше он живет с этой идеализированной матерью внутри и чувствует себя грандиозно. То есть зависимый человек, по мнению психоаналитиков, наслаждается своей безнаказанностью, грандиозностью и эйфорией, которые получает от слияния (слияние как внутренний психический процесс) с этим веществом.

А гуманисты говорят, что это отношения. Я, собственно, как гуманист примерно так вам сегодня об этом и рассказываю. Отношения с веществом, у которых есть своя логика, свои правила, свои законы — и которые развиваются, заканчиваются, меняются и так далее. И гуманисты эти отношения исследуют. Гуманисты, кстати, много говорят про то, что ощущение дыры, ощущение пустоты, ощущение отчуждённости (важное слово для феномена зависимости) — это тоже предиктор. Если человеку помочь чувствовать себя менее отчужденно от других людей, то у него будет меньше потребности в веществе.

Вопрос из чата:

— Что-нибудь известно про нейродивергентность и зависимости?

Очень специфичный вопрос, я на него ответить не возьмусь.

Комментарий из чата:

— Ни алкоголь, ни сигареты не вызвали зависимость, а вот с эмоциональной зависимостью я ничего не могу сделать.

Ну, вашему мозгу вот это оказалось вкусным.

Вопрос из чата:

— Подскажите название таблицы, пожалуйста.

Сейчас вспомню, как она называется. Таблица… Попробуйте вот так начать поиск: «Таблица вреда веществ по их склонности вызывать зависимость».

Вопрос из чата:

— Игровая зависимость?..

Та же схема, да. Но если в конце лекции вы мне ещё раз зададите этот вопрос, я расскажу про неё немножко больше. Она специфичная. В каждой зависимости есть свои какие-то фишечки, и когда их узнаёшь в себе… Хорошо, про игровую зависимость сейчас несколько слов скажу.

Казино, игровые автоматы, даже платформы Форекса или валютного рынка — если это навязчивое зависимое желание там играть, если это проигрыши, если это неостанавливающийся процесс, несмотря на то, что это проигрыши, — то там развивается очень любопытная картинка.

Во-первых, игроман на самом деле выиграть не может. Покеристы, вот это всё. Если это игромания, если развивается навязчивое желание играть, если мозг эту конфетку съел, ему было вкусно, то у мозга начинаются когнитивные искажения. Они начинаются у всех зависимых. «Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт» — это когнитивное искажение. Но для игромана же важно думать, у него же есть стратегия вообще-то. У них у всех есть стратегия, которой они доверяют, но проблема в том, что если игромания стала зависимостью, то эта стратегия уже не может работать, потому что она построена на когнитивных искажениях, на самообмане. Человек перестаёт анализировать мир и ситуацию, в которой находится.

Ещё одна любопытная деталь про игрозависимых. Они обычно обрастают долгами, и если, например, наркоманы берут деньги, воруют вещи без намерения это вернуть, то у игромана всегда это намерение очень ясное, то есть он действительно собирается всем вернуть эти деньги. Поэтому, кстати, ему многие верят и продолжают давать, потому что по нему не видно, как по наркоману, что он всё спустит и вообще про это забудет. Он не забывает — он правда, когда у него случаются какие-то выигрыши, что-то там отдаёт. И поэтому он выглядит таким как будто адекватным, но на самом деле это точно такая же нарастающая неадекватность.

Комментарий из чата:

— Спасибо за ваши слова и знания. Я ходила в группы анонимных алкоголиков и чувствовала себя там больной. Но я не больная: два года трезвости.

Супер, что вам это помогло. Я надеюсь, что сегодняшняя лекция поможет вам ещё более всё это устаканить и понять, какой путь вам принадлежит. И самое главное — помочь понять, где себе верить, а где себе не верить, потому что это самый тонкий и противоречивый момент в исследовании зависимости.

Как мы определяем, что настала стадия чрезмерного употребления?

Это про потерю контроля. При чрезмерном употреблении теряется контроль и нарастают два феномена, которые будут у нас признаками сформировавшейся зависимости.

Психологическая зависимость проявляется в тяге, а физиологическая зависимость проявляется в опохмеле. Вернее, она проявляется в абстиненции. Это у нас физика.

Как можно заметить, что вы теряете контроль? Это тоже достаточно простые способы. Если себя не обманывать, то вы их не пропустите.

Например, как можно проверить, потеряли вы контроль при употреблении или не потеряли ещё и всё ещё обратимо?

Вот вы идёте на вечеринку и собираетесь выпить там два бокала. Вот вы выпьете два бокала и закончите на этом или нет? Можно себя так протестировать. Причём это означает два бокала за весь вечер.

Не так, что вы на вечеринке два бокала выпили, потом до дома дошли и с удовольствием ещё бутылку выпили, чтобы, например, заснуть.

Контроль над количеством выпитого снижается. Продолжается употребление, несмотря на негативные последствия (проблемы с работой, здоровьем и так далее).

Начинается подготовка заранее, да? Где-то контроль теряется (например, за количеством), а вот контроль за тем, чтобы вещество всегда было, — только нарастает. Вот всегда-всегда-всегда, чтобы это было. Тревога здесь нарастает. Хотеть пить заранее, планировать заранее. Жизнь без употребления становится скучноватой, темноватой. И в конце концов контроль окончательно ослабевает. Собственно, всё это — про тягу и про абстиненцию.

Что такое тяга? Это ощущение непреодолимой тяги, это чувство. Во время развития зависимости оно развивается от свободного желания к непреодолимой тяге, когда человек — как дети за дудочником — идёт за своей бутылкой алкоголя.

Абстиненция — это когда симптомы отмены хуже, чем симптомы токсического отравления веществом.

Что происходит в норме? В норме вам с утра так плохо, что вы пить больше не хотите вообще. Человеку, у которого развилась зависимость, физически плохо не потому, что он вчера пил, а потому что он ночью не пил, и у него к утру накопились симптомы отмены. Тряска, тошнота, плохие физические ощущения, боли физические — и они такие плохие, ему так нехорошо, что он опохмеляется, то есть с утра пьёт алкоголь. Для человека без зависимости эта идея достаточно дикая: «Мне так плохо от того, что я вчера пил. Зачем мне снова сейчас пить? Это ещё больше добавит мне токсических веществ в организм!»

А при нарастающей абстиненции, при физической зависимости, человек, когда выпивает, — ему становится легче, потому что у него уходят симптомы отмены. Вот как выглядит чрезмерное употребление и развивающаяся зависимость.

Я вам рассказала про то, как в этой схеме ориентироваться, и это должно вам помочь уберечь себя от формирования зависимости. Следить, на какой вы стадии, избегать веществ с сильной аддиктивностью, возвращаться выше или в точку 0, исследовать ваши отношения с веществом, узнавать, что оно даёт вам, а что забирает.

Мы с вами переходим, собственно, к зависимости. Да, и ещё здесь важно было понять, что это хроническое, прогрессирующее и рецидивирующее течение болезни.

Следующая задача у нас — уберечь от формирования зависимости, а затем помочь человеку протрезветь. При сформированной зависимости это не то что непросто — это может быть смертельно опасно. То есть симптомы отмены могут быть такими острыми, что человек действительно может физически погибнуть. И если мы признаём свою как минимум неполную состоятельность в вопросе того, чтобы зависимость хорошо профилактировать и лечить, то тогда перед нами встаёт следующий вопрос: если зависимость — это некая сумма факторов, у нас есть современный человек с его личностью, который попал под власть вещества, на которое среагировала его биология, то тогда наиболее приемлемым словом для описания зависимости становится всё-таки слово «болезнь». Как будто если мы думаем о зависимости как о болезни, то у нас лучше будет работать функция помощи. Мы будем лучше понимать, как это лечить, потому что, если это болезнь, то пристыдить — не поможет. А ограничения, например, могут помочь. Помочь протрезветь, заставить волей…

В психике человека, который попал в зависимость, теряется воля. У него появляется расстройство воли и расстройство выбора из-за затяги. Его тянет туда, и это нарушает его волевую регуляцию, и это нарушает его возможность свободно выбирать, в том числе, например, пить или не пить. Поэтому мы помогаем зависимым протрезветь с помощью лекарств.

Я не особенно в этом компетентна, но я просто вам расскажу, что существуют лекарства, которые помогают человеку, например, выйти из запоя.

Почему человеку надо помочь выйти из запоя? Потому что он иначе в запое умрёт. И если он сам попытается бросить — он умрёт (когда мы говорим о развитых стадиях зависимости). Ему надо помочь, и это большой медицинский процесс, который осуществляется под контролем специалистов.

Там могут участвовать бензодиазепины. Если мы говорим о наркотических веществах, там могут участвовать блокаторы этих наркотических веществ. Там могут участвовать заместители этих веществ. Для опиоидных наркоманов это достаточно часто используемая форма терапии, когда им дают тоже опиоиды, но в более лёгкой форме, которая не приводит к таким большим последствиям, и это зачастую — единственное, что мы можем предложить этим заболевшим людям.

Здесь не очень много я скажу, просто сформулирую, что протрезветь — это та ещё задачка. Это я по-прежнему пытаюсь вас поддержать в том, чтобы вы не допускали зависимости. Зависимость — кошмарная, ужасная штука. Не допускайте зависимости. Если допустите, вам это тоже всё понадобится.

И третья задача — это оставаться трезвыми. Сейчас почитаю ваши вопросы. Опять же, про помочь, про протрезветь: есть общая статистика в среднем по больнице. В среднем по больнице это чудовищно трудно. В каких-то случаях это смертельно опасно, в каких-то случаях это проходит легко.

Когда мы начали изучать биологию всего этого процесса, то наверняка вы слышали о… Было множество таких экспериментов, когда мыши проходили лабиринты, а им в мозг вживляли электроды, которые стимулировали центр удовольствия. И вот эти бедные несчастные мыши погибали около этих педалек, бесконечно нажимая на эту педальку со стимулом удовольствия и не нуждаясь ни в сне, ни в отдыхе, ни в воде. Нуждаясь, но полностью игнорируя другие потребности как истинные зависимые.

Про эти эксперименты можно сказать то, что в тех лабиринтах, в тех мышиных сообществах, которые были устроены поудобнее и как-то у них там всё складывалось благополучно… Чем больше их мышиное сообщество было похоже на рай, тем меньшее количество мышей впадали в зависимости, но всё равно впадали. И даже в самых худших мышиных сообществах были мыши, которые не нажимали на педальку. Нажимали на педальку раз или два — и потом отходили. Мы не знаем, почему. Я не знаю. Может быть, вы уже знаете — расскажите, или кто-то знает.

Если бы мы знали — было бы, конечно, круто. То есть пенять на личность… «А вот мыши с сильной волей, мыши, ответственные социально. Мыши, которые любят своих детей, поэтому они не нажимали на педальку». Это смешно. У мышей нет такой развитой психики, они не могут руководствоваться этими вещами.

И всё же некоторые не нажимали, кто-то не нажимал в самых худших условиях, а кто-то нажимал даже в самых лучших условиях. И ПТСР у них вроде не бывает, и БАР у них не бывает. Загадка, просто загадка. Ну а для того, чтобы уберечь себя от зависимости, всегда надо думать, что у меня-то будет худший вариант, потому что страх…

Видите, это такой загадочный феномен и такой многосоставной, что мы — никто из нас — не может рассчитывать на себя и на то, что он-то точно справится, потому что мы до сих пор не знаем, с чем именно надо будет справляться и как именно конкретно в вашей психике это будет развиваться. Поэтому использовать любые методы для того, чтобы удерживать себя, например, от сильных наркотиков или возвращаться почаще в нулевую точку — это всегда благо, это всегда профилактика. Это всегда лучше, чем грандиозное мнение про то, что «у меня тут точно всё получится», потому что грандиозный — всегда инфантилизм.

Инфантилизм, кстати, — один из личностных предикторов развития зависимости. Тот человек, который считает себя грандиозным и всемогущим, намного чаще становится зависимым, чем люди, которые говорят: «Нет, я точно в канаве умру. Вот я точно умру в канаве, если это попробую». Вот лучше думайте так.

Вопрос из чата:

— Почему есть люди, которые, столкнувшись с теми же трудностями, не выбирают зависимые способы — у них такая биология или почему?

Боже мой, вот когда мы про это узнаем?! Тогда мы, наконец, можем с этим разобраться.

Комментарий из чата:

— Там очень много магического мышления.

Да! Инфантилизм предполагает, кроме грандиозности, и магическое мышление тоже. И в лудомании есть магическое мышление: «Сейчас мне повезёт». И в употреблении наркотических веществ есть магическое мышление (что это соединение с Богом, например, или проработка внутренних психических травм и так далее). Но да, это магия.

Просьба из чата:

— Очень интересно, если немножко расскажете про зависимость от ютуба, Тик-Ток, телефона. Но не про игры, а именно про видеоконтент.

Спросите себя, что этим контентом от вас отнимается? Что конкретно убирает этот контент из обычной рутинной жизни вашего мозга? Это же очень любопытно.

Комментарий из чата:

— У дочери — ей тридцать шесть лет — зависимость от телефонных игр. Больше ничего её не интересует. Не следит за собой, ничего не делает по дому. Деньги тратит на амуницию, стрелялки. Как поступить? Не принимает факт.

Не входит в те пять–шесть процентов, которые принимают факт своей зависимости. Здесь вот про что могу рассказать… Тридцать шесть лет — это, конечно, не рядовая история: когда человек в тридцать шесть садится играть и ничего его больше не интересует… Но для подростков, например, эта история более рядовая.

Я знаю про то, как помогают таким подросткам. Таким подросткам зачастую помогают уже тогда, когда они совершают суицидальные попытки. Частенько для зависимых подростков такой естественный, что ли, путь развития событий упирается вот в такую историю. И здесь есть факты известные и факты неизвестные.

Факт известный. Зависимому человеку или человеку, совершившему попытку ухода из жизни, нужно не давление, а внимание и понимание. Я объясню, почему, а потом ещё добавлю. Это часть правды. Это одна половина правды.

У зависимых есть такой феномен, как спираль стыда. «Я выпил, и мне за это очень стыдно. Для того чтобы этот стыд убрать, я снова выпил. Мне стыдно теперь уже в два раза больше. Естественно, я снова выпил, потому что как с этим справляться ещё, я не знаю».

Поэтому «пристыдить» для таких людей не работает, а только усугубляет зависимость из-за того, что существует вот эта фигура. Поэтому родным и близким людей, которые зависимы… подросткам — да, сейчас про подростков говорю. Наверное, можно и на взрослых это распространить.

Родным и близким таких людей советуют не давить, налаживать с ними отношения. Это совершенно оправдано с точки зрения отчуждённости, социальных проблем и особенно спирали стыда. Но это — половина.

В общественном пространстве я частенько слышу про то, что надо просто его любить. Но этого недостаточно.

Зависимый подросток или, например, тридцатишестилетняя дочь. Я сейчас буду фантазировать, это всё пальцем в небо. Пожалуйста, не слушайте меня так, как будто я именно про вашу дочь говорю. Я сейчас фантазирую про людей, похожих на неё. Они играют не без причины.

У любой зависимости, у любого употребления есть причина. И если с ней не разобраться, то любовь, внимание и понимание ни к каким результатам не приведут. Поэтому что делают, например, с подростками, которые совершили свои ужасные попытки самоубийства? Их отправляют сначала в психиатрическую клинику для прохождения первичного лечения, а потом — в долгий стационар. Вот это даёт хороший результат. Что значит долгий стационар? Это не месяц — это год или два. Это стационар, в котором эти подростки живут, учатся; в котором специалисты дают им возможность выработать новые копинги, проходить социальные тренинги, научиться общаться с людьми, проходить тренинги саморегуляции эмоций. То есть они делают очень массивную работу, которую любящая мать сделать не сможет.

У неё компетенций нет. Она может попробовать, но у неё есть другие дети, у неё собственная жизнь, а в стационаре — массированная как бы закачка в человека всего того, чего у него нет, и убирание всего того, что в нём есть провоцирующего для того, чтобы он совершал такие вещи.

Поэтому если фантазировать о взрослом человеке, который не работает, не учится, живёт с родителями (ничего не знаю про вашу дочь, просто фантазирую про таких людей), и всё, что она хочет, — это играть в игры, и при этом она не зарабатывает на этих играх… Другое дело, если она зарабатывает на этих играх и может себя обеспечить — тогда ладно. Но в любом случае, наверное, мы будем говорить о каком-то особом сочетании личности и социальных проблем и нейробиологии.

Если говорить об играх как о веществе… Ютюб, Инстаграм, видео — это тоже вещество, у него тоже есть сила, у него тоже есть этот дофаминовый вброс, который что-то делает с вашими нейромедиаторами и за счёт этого решает какую-то проблему, избавляет вас от какой-то проблемы. То есть сам вброс дофамина ещё не значит ничего — нужно искать, а что исчезает, когда этот вброс дофамина поступает.

Но вообще очень вам, конечно, сочувствую. Может, у некоторых мышей есть особый инстинкт самосохранения. И у людей. Но я повторяю: не у вас, не у вас. Вы — не пьёте, не курите и наркотики не употребляете!

Итак, оставаться трезвым. Третья большая задача.

Уже для зависимых, кстати, отдельно проговорю вслух, что единственный вариант после развития зависимости — это полная трезвость.

Ни в какие контролируемые, регулируемые, свободные отношения с вашими веществами после того, как у вас развилась тяга и абстиненция с синдромом отмены, вы не вернётесь никогда. Это тоже надо понимать очень хорошо. Оставаться трезвым трудно.

Кстати, ещё одну вещь вспомнила про предыдущую задачу — про то, чтобы протрезветь.

Так как мы не до конца состоятельны (я имею в виду и профессиональное сообщество, и общество) в том, чтобы зависимым помогать, существуют работающие концепции минимизации вреда.

Это когда, например, наркоманам раздают стерильные шприцы или презервативы, или когда в некоторых городах — в Лос-Анджелесе, в Нью-Йорке, например — есть кварталы, которые государство отдаёт наркозависимым, и они там все кучкуются. Вы, когда это встречали, могли, как и любой нормальный человек, думать о том, что это трэш и попустительство, что это провокация, что людям как будто помогают употреблять наркотики, помогают оставаться зависимыми. Но дело в том, что так как мы не очень знаем, как им помочь, то идея минимизации вреда вполне обоснована.

Зачем, например, вот эти кварталы наркозависимых? В них легче выстроить логистику помощи. То есть одно дело — по всему Лос-Анджелесу обеспечивать пункты, где наркоман может получить помощь, а другое — если они все живут в одном квартале, в котором восемнадцать скорых, три больницы, двадцать пунктов помощи и восемьсот терапевтов работает.

 

Это облегчает работу специалистам, облегчает доступ к помощи для самого наркозависимого.

То же самое со шприцами. Раз мыне можем сделать так, чтобы они прекратили… Открыть бы этот мышиный инстинкт самосохранения и потом ставить бы его как прививку — было бы отлично, но мы не можем, и поэтому помочь человеку, который… он, может быть, бросит через год или два, если доживёт. Если я не могу ему помочь прямо сейчас, то я вполне могу ощутить оправданность вот этой идеи помощи: я не могу его вылечить, но могу дать ему чистый шприц, чтобы у него повысился шанс дожить до того момента, когда он перестанет отрицать свою проблему, наберётся сил и обратится за помощью. Я считаю, это вполне оправданная концепция, которая спасает жизни — не вредит, а действительно минимизирует вред.

Итак, оставаться трезвым тяжело.

Мозг уже не умеет функционировать нормально без объекта своей зависимости. Мозг мучается тягой, тело мучается абстиненцией, и поэтому первый год трезвости…

Зависимые в ремиссии в комнатах, расскажите, пожалуйста, насколько долго вам было плохо. Обычно говорят про то, что первый год — самый тяжёлый, потом всё ещё тяжело, а потом постепенно становится легче.

Становится легче за счёт чего? Когнитивная терапия, пересмотр копинг-стратегий. То есть нужно учиться заново общаться с людьми, учиться как-то по-другому отдыхать. Нужно учиться минимизировать для себя социальные риски, потому что первый год, например, если зависимая окажется в пьющей компании, — это достаточно большой риск. Да и потом тоже.

Например, курильщики, которые бросают, знают это: долго-долго не курили, потом одну сигарету выкурили — она вообще вам не понравилась, и вы такие решили: да я вообще уже независим, мне даже не нравится, — и бац, опять вы ровно на той же игле, и курите столько же или даже больше, чем до того, как бросили. Этому надо научиться. На самом деле нужно то, чему учат этих несчастных подростков: общаться с людьми, регулировать свои эмоции, изучать свою психику (чего она там получила, недополучила).

Гуманистическая терапия здесь может давать то самое закрывание дыры. Дальше — вот этот вопрос, который озвучила вам в самом начале: выбор между внешним контролем или самоконтролем.

На самом деле: не попробуешь — не узнаешь. Вы можете знать про себя, что вы весь такой самостоятельный и красавчик, но это тоже могут быть когнитивные искажения. Надо попробовать внешний локус контроля, который даётся в группах.

Группы — одно из лучших изобретений по поводу зависимости: анонимные алкоголики, другие двенадцатишаговые группы… они дают социум, который не пьёт. Они дают социум, который исповедует другие ценности, и мне нравятся несколько присказок у анонимных алкоголиков. Сейчас мне вспоминается одна: «Кто молчит, тот торчит». Это же прекрасно. Это правило для зависимого. Будешь молчать — что это значит? Говори о своих чувствах, рассказывай, что с тобой происходит. Тот материал, который у тебя внутри копится, — высказывай его словами.

Приходи на встречи, слушай, как разговаривают другие. Ты поймёшь, что ты не один. У тебя уйдёт чувство отчуждённости. Ты будешь знать, как этот, этот, этот, этот, этот — с этим справился. У тебя появятся, накопятся нужные установки, которые будут помогать тебе со всем справляться. Если будешь молчать, будешь торчать. Поэтому говори, говори, говори.

Группы помогают. Часто — медикаментозная поддержка. Я когда задумывала эту лекцию, я прочитала как-то подряд две художественные книги.

Кстати, в теоретической профессиональной части мы сегодня с вами опираемся на Карла Фишера и его книгу, которая называется «Тяга». Это американский психотерапевт (сам зависимый), который пишет об американской истории отношения людей с зависимостями и о тех идеях, которые пришли им в голову. Вторая книга — учебник по аддиктологии Геннадия Старшенбаума. Недавно он переиздавался.

Наши, конечно, русские психиатры отличаются. Психиатры, которые работают с зависимостями (аддиктологи), — вообще интересные люди, не только русские, а вообще по всему миру. В вопросе зависимости у профессионалов, которые занимаются помощью, очень много выгорания, потому что процент излечившихся не такой большой, и потому что вред, который причиняет зависимый себе и окружающим, очевиден, а они всё равно не могут это прекратить. И силы, которые вкачаны в зависимого человека, зачастую не имеют никакого выхлопа. И поэтому аддиктологами работают либо люди с каким-то огромным терпением и надеждой, либо такие изначально достаточно циничные, которые не особенно и надеются, но работают, и работают крепко и профессионально; кому-то всё равно они помогают. И это прекрасно, это для меня, например, недостижимая какая-то степень человеколюбия, которое маскируется под цинизм и саркастичность.

Так вот, я прочитала две книги. Это был «Шагги Бейн» и его история (книга Дугласа Стюарта). История ребёнка, который рос с алкозависимой матерью — с бедной Агнес, которая спилась лагером [пиво, дозревающее в процессе хранения].

И это была биография Мэтью Перри, который умер несколько лет назад, а до этого написал книгу о том, как всю жизнь находился в отношениях со своей зависимостью и как он от неё излечился. Тремя годами позже он умер от передозировки, за что, кстати, недавно судили его врача, который ему вот наркоту и подкидывал за большие деньги. Кто виноват в смерти Мэтью Перри — бедного несчастного — я не знаю. И он в том числе, и врач его в том числе, и общество.

Для того чтобы оставаться трезвым, надо оставаться трезвым, то есть оставаться сухим. Надо ходить в группы за поддержкой, надо изучать себя, надо закрывать свои дыры и травмы, которые вас привели к тому, что у вас мозг развивает такие сильные и крепкие отношения с веществами. Надо учиться заново общаться, отдыхать, строить отношения с детьми, проводить время и так далее и тому подобное.

Мозг зависимого жаждет снова это получить, поэтому часто зависимые обретают другие мании и зависимости, но социально одобряемые, и их новые зависимости идут на пользу. Это вполне себе стратегия: социально одобряемые зависимости.

Я пишу «социально одобряемые», потому что мне в голову это сочетание пришло, но по большому счёту это зависимости с меньшим вредом, а может, где-то даже и с большей пользой, особенно если контролировать свою захваченность.

Например, спорт. Марафонщики, йоги, люди, которые занимаются спортом больше, чем другие, и более интенсивно, — у них частенько в автобиографии в бэкграунде есть история отношений с веществами.

Спорт тоже даёт дофамин, и если бывший зависимый в ремиссии не занимается, например, спортом, то ему как-то очень тоскливо, а на спорте вроде как и не очень тоскливо. И, в общем-то, в какой-то обычной и статистически самой частой истории (в общем по популяции: я сейчас не говорю про конкретно людей, которые развили химические зависимости) — годам к сорока у нас нарастают побочные эффекты от веществ и снижается эйфория, которую мы получаем, когда их принимаем.

Мы начинаем с того, что побочных эффектов мало, а эйфории много, а потом это меняется местами. И вот где-то годам к сорока–сорока пяти люди обычно заканчивают чрезмерное употребление. Всё-таки где-то в этом возрасте чрезмерное употребление или регулярное употребление становится очень дорогим для нашего тела и здоровья.

Если мы были аккуратны, если мы не попали под действие сильно аддиктивных веществ, если мы следили за собой, за своей психикой, если мы развивали какие-то ещё психические навыки, кроме того, чтобы использовать вещество, — то мы можем обнаруживать, что нам это уже, во-первых, не особенно нужно, а во-вторых, очень дорого нам обходится. И поэтому мы как-то потом до конца жизни обычно туда-сюда держимся на трёх первых стадиях, потому что мы уже знаем по собственному человеческому опыту, что это нарастает. И раз это нарастает, это надо держать сверху [на ранних стадиях развития зависимостей].

Статистически, в среднем по популяции. Опять же, не факт, что это будете вы.

Я хотела, кстати, отдельно сказать про пищевые зависимости.

Допустим, у меня расстройство пищевого поведения: например, компульсивное переедание, обжорство или булимия. У нас есть блокатор опиоидных рецепторов — налоксон. Он помогает героиновым наркоманам слезть с героина, потому что им перестаёт заходить героин, они перестают получать свою эйфорию.

Так вот, с выходом на рынок Оземпика [средство для контроля уровня сахара и массы тела] и его аналогов обнаружилось, что Оземпик снимает у людей с расстройством пищевого поведения тягу к еде. И это может сработать как медицинская помощь при расстройствах пищевого поведения.

Расстройства пищевого поведения, как и все зависимости, — мы как бы их лечим. Мы их лечим, мы знаем как, но может быть, нужна медицинская помощь в том, чтобы разомкнуть вот эту связь между едой и удовольствием, убрать тягу.

И вот так же, как налоксон это делает с героином, Оземпик может делать это с едой. И люди, которые употребляют Оземпик, говорят о том, что у них ушла тяга (даже это слово используют, хотя оно достаточно специфичное) к еде. И вот когда тяга к еде уходит или тяга к героину, то тогда мы можем как специалисты делать вот эту большую работу: учить другим копинг-стратегиям, разбираться с травмами, пустотой, знакомиться с собой, социально поддерживать, заполнять дыру и так далее, учить обращаться со скукой и так далее.

Но сначала надо разомкнуть эту связь, и это помогает сделать необходимую большую работу.

Как будто раньше в области расстройств пищевого поведения у нас для этого были только бариатрические операции, когда усекали желудок, и то время, которое человеку нужно, чтобы снова его растянуть, — достаточно большое, то есть мы получаем три–пять лет в запасе. И вот эта массированная травмотерапия, когнитивно-поведенческая терапия и так далее — в них он получал паузу от своей тяги. Он не может есть физически много: у него желудок не больше напёрстка. И вот в эту паузу мы успевали сделать какую-то работу. Сейчас такую же паузу даёт Оземпик. Это хорошо. Если у человека расстройство пищевого поведения, это может быть очень хорошо. Если у человека нет РПП, то сам по себе Оземпик может способствовать выбору лёгкого пути, а это не так полезно, как регулировать себя самостоятельно.

Сегодня не про созависимых, а про зависимости. Но созависимые могут воспринимать своего зависимого партнёра как объект своей зависимости и точно так же страдать плохими копингами, дырой внутри, плохой эмоциональной регуляцией, плохой социальной поддержкой и так далее.

Вопрос из чата:

- А можете, пожалуйста, привести пример, что может замещаться, чего может не хватать, если человек страдает шопоголизмом?

Ещё раз: шопоголизм не что-то добавляет — он что-то лишнее у вас забирает. Например, тревогу. Вот он забирает тревогу, и вы остаетесь в каком-то нормальном состоянии. Вот про это себя надо спрашивать.

Вот какой-то я был, потом пошёл на Вайлдберриз и мне стало полегче, потому что я потратил много денег. И вам стало легче, вас отпустило. Вот что отпустило? Вот в этом будет корень той самостоятельной исследовательской работы, которую вы можете сделать.

Вопрос из чата:

- Анастасия, вы могли бы привести пример, что может отнимать зависимость, когда залипаешь в телефоне?

Я думаю, что тревога здесь — универсальный ответ. Но вот какая тревога в каждый конкретный момент времени... О чём вы сейчас тревожитесь? Ну или ту же скуку может убрать.

Почему скука такая трудная? Мне кажется, что скуку мало кто может переносить, поскольку скука — это состояние, которое я испытываю, когда меня ничего не развлекает и я остаюсь наедине с собой.

 

Когда я остаюсь наедине с собой в своём внутреннем мире, то, собственно, то, что я вижу, — это мой внутренний мир. Если он неразнообразный или если он тёмный, или если он тревожный, если я себя не умею ни развлечь, ни утешить, ни заинтересовать (если мне в отношениях с самим собой не очень комфортно), если я не привык себя слушать, улавливать какие-то свои внутренние движения (что я сейчас чувствую, чего сейчас хочу, а что меня радует, а что меня беспокоит, а как я двигаюсь, а как я вообще отношусь к тому, что я двигаюсь)…

Вот эти вопросы — они очень любопытны, но человек может не иметь привычки испытывать к этому любопытство, если его специально не научили обращаться к себе, интересоваться собой, — и тогда скука может становиться таким феноменом, когда на самом деле это не скука, а, например, одиночество, которое есть в этом внутреннем мире. Или может быть, я вообще себя ненавижу, когда сам с собой остаюсь.

Может, я настолько себя не люблю, может быть, у меня во внутреннем мире стыд и вина, и поэтому всё это будет гаситься таким туманом скуки. То есть внутрь я смотреть не могу, потому что, во-первых, не умею, а, во-вторых, потому что там какая-то херня. Да, я не успел, не позаботился о том, чтобы там было как-то по-другому. Так как это трудно, то покрывается вот таким плотненьким сереньким туманом, и как будто пусто внутри и скучно становится.

Комментарий из чата:

- Поясните, пожалуйста, про любовные зависимости. Любовная зависимость строится на родительском переносе на партнёра или это может быть одна из множества причин?

Любовная зависимость не всегда является переносом родительской фигуры на партнёра — это всегда фантазия про партнёра (не реальные отношения, а отношения внутри своей головы). Из книг, которые мне вспоминаются на эту тему — Робин Норвуд «Женщины, которые любят слишком сильно». Книжка не новая. Возможно, кто-то из вас её уже читал, а может даже и не по разу читал.

Она описывает механизм: есть такая психика, в ней есть пустые места (не обязательно они про родительскую фигуру). И другой человек в эти пазлы вставляется (вернее, наша фантазия о другом человеке), как-то его поведение даёт нам понять, что он в эти пазлы хорошо вставляется. И мы начинаем про него фантазировать так, как будто он лучший и прекрасный, и преследовать его начинаем, и в соцсетях за ним следить. Любовная зависимость всегда про несчастливость. Любовная зависимость в своей доле всегда про избегание других более реальных отношений, которые могли бы в жизни воплотиться, если бы не эта захваченность и поглощённость.

В любовной зависимости терапевты работают так же: начиная с точки ноль (любовная зависимость начинается с абстиненции). Потом в этой абстиненции нам тоже нужна пауза. Так же как с пищевыми зависимостями: нам везде с этим веществом (в данном случае — человеком в роли вещества) нужна пауза для того, чтобы разобраться, что именно там происходит. Психика настолько многогранна, что каких-то общих вещей про любовную зависимость сказать, что это вот только про неё или конкретно про другую зависимость — я не могу.

Вот что в вашей конкретно психике такое произошло, что этот человек стал как героин? Сначала пауза, абстиненция. Кстати, одна из поддерживающих идей, когда мы работаем с нехимическими зависимостями — про то, что ломку можно выдержать. От ломки не умирают.

То есть алкоголик может умереть от своей ломки, наркоман может умереть от своей ломки, а человек, который находится в любовной зависимости или шопоголизме или трудоголизме, — он от этого всё-таки не умирает. И это поддерживающая идея. Ломка будет, это неприятно, но она проходит. Ломка проходит. А пока у вас пауза, мы можем разобраться с тем, что же с вами произошло.

Комментарий в чате:

- Клин клином вышибают: одну зависимость другой, менее вредной. Эффективно ли это? Или приведёт к новой дополнительной зависимости?

Да, вот про спортсменов рассказала. Пусть в данном случае появится другая зависимость. Думать, что мозг, который один раз уже был химически зависим, вдруг заработает как нормальный и здоровый вообще без всяких допингов — это идеализм. Не будет такого. Пусть лучше спортом занимается или медитирует…

Комментарий из чата:

- Любовь — тоже зависимость…

Нет, конечно.

Комментарий из чата:

- Первые две недели — ад. Три месяца — тяжело, но уже терпимо. Три года — иногда появляется очень острое желание выпить. Пять лет — уже всё равно.

Комментарий из чата:

- Здравствуйте, Анастасия. Я четырнадцать лет не курю, но как только думаю о курении или чувствую запах сигаретного дыма — очень хочется покурить. Выдох помогает расслабиться.

Так вам надо дышать, надо налаживать дыхание и можно освоить дыхательные техники. Чего я вам рассказываю? Вы четырнадцать лет не курите — вы знаете больше меня.

Вопрос из чата:

- Всегда ли кодирование — это мина замедленного действия?

Слушайте, про кодирование мало знаю, потому что с химически зависимыми я не работаю, с алкоголиками не работаю. Это специфичная тема. Психиатры могли бы вам ответить.

Комментарий из чата:

- Но после употребления у меня диагностировали депрессию. Сейчас пью антидепрессанты.

 

Да, кстати, антидепрессанты тоже помогают при вот этой паузе. Частенько развивается депрессия. Там не очень понятно, то ли она развилась от отмены приёма вещества, то ли она всегда была и просто приём веществ её маскировал.

Вопрос из чата:

- «Спорт больше, чем обычно» — это сколько? Как это понять?

Давайте пройдёмся по тем же диагностическим критериям. Продолжающийся спорт, несмотря на негативные последствия. Может такое быть? Может: травму получил, а всё равно иду заниматься спортом. Хотел пробежать десять километров, а пробежал тридцать. Т те же критерии, получается.

Вопрос из чата:

- Если алкогольная зависимость у женщины с психическим расстройством, как вести себя ближайшим родственникам?

Главная заповедь зависимого: «Спаси себя и успокойся, но если можешь — помоги деньгами и контактами специалистов». Направить к психиатру, который будет знать, куда направить зависимую женщину, в какой реабилитационный центр, в какой рехаб, а вы в это время занимайтесь, пожалуйста, своей жизнью. Можете деньгами помочь.

Комментарий из чата:

- Был такой пример. Молодая женщина пила всю жизнь, и без группы закончила отношения с алкоголем, потому что бабка заговорила.

Вы уже знаете, что я сейчас думаю очень громко, да? Это — не про вас.

Комментарий из чата:

- Но эти же люди все равно не перестают бежать от своих чувств? Уходя в спорт и так далее. База ведь остаётся прежней?

Это, в общем, да, но опять же спорт как более, более условно… Понятно, что восемьдесят километров бегать никому не полезно, если собирался бегать десять. И никому не полезно заниматься с травмой. Но как будто спорт даёт паузу. Какую-то паузу всё-таки он даёт для того, чтобы исследовать свои чувства в зависимости.

Вопрос из чата:

- То есть можно сделать себе «скучный чемоданчик» и собрать всякие причиндалы, инструменты (что лично я буду делать, когда мне опять будет скучно)?

Мне кажется, это фантастическая идея, замечательная идея.

У меня бывает бессонница из-за тревожных мыслей, и у меня есть набор мыслей — прямо такой внутри чемоданчик с приятными или нейтральными мыслями, которые, я думаю, если ко мне вечером перед сном приходит какой-нибудь затык, — это помогает, и вам наверняка тоже поможет такой вот чемоданчик с тем, чем вы будете заниматься, когда вам будет скучно.

Комментарий из чата:

- Мне было легче благодаря своей силе еженедельной терапии и помощи фармакологии. Психиатр-нарколог помог с тягой и абстиненцией. Психиатр сказал, что депрессия с детства, алкоголь закрывал её.

Да, да, всё так.

Спасибо вам большое за то, что вы были сегодня со мной на этой лекции. С вами было замечательно разговаривать, с вами было замечательно читать вас и отвечать на ваши сообщения. Я очень надеюсь, что у вас есть цельное ощущение, представление о том, что такое феномен зависимости и как лично вам стоит в вашей жизни, куда вам повернуть, как вам поступать, к чему вам быть особенно внимательным. Я надеюсь, что вы в результате этого всего почувствуете большую свободу и большую удовлетворённость в своей жизни.

Кстати, вот ещё главное правило трезвости: «Жизнь должна нравиться, жизнь должна быть удовлетворяющей». Это то, на что направлена масштабная ваша внутренняя работа, работа ваших психотерапевтов, работа ваших близких, ваших групп поддержки — для того, чтобы, наконец, ваша жизнь, может быть впервые в жизни, наконец вы получили возможность сделать её такой, чтобы она вам нравилась.

Я очень вам желаю того, чтобы ваша жизнь вам нравилась и зависимости вас не беспокоили. Всё, большое спасибо. Увидимся в следующем году. Пока.