Добрый вечер, меня зовут Анастасия Долганова. Я занимаюсь психологией, и ещё иногда провожу лекции, чтобы рассказать о том, что кажется мне важным для индивидуального подхода к самому себе. Наша психика – вещь непростая, и мне кажется, что очень полезно понимать, как она работает и что с этим можно поделать, потому что тогда мы можем чувствовать меньше бессилия по поводу того, что с нами происходит, меньше ставить себе психиатрических диагнозов и меньше переживать о том, что с нами происходит нечто нездоровое.

По статистике, у одного из четырёх человек есть то или иное психическое расстройство. Нас в зале довольно много, так что, наверное, десяток из нас так или иначе в течение жизни познакомился с теми или иными закидонами своей психики, которые объяснить сложно. Когда с нами происходит что-то подобное, что-то необъяснимое, что-то, о чём мы ничего не знаем, - нам становится страшно, небезопасно и одиноко. Мы не знаем, что с этим делать, куда с этим идти и как от этого избавляться. К сожалению, пока Россия не очень грамотна, не очень развита в смысле психологии и самоанализа, самопомощи, и для меня эти лекции – возможность рассказать о том, что с вами всё в порядке.

Посттравматическое расстройство, биполярное расстройство, генерализованная тревожное расстройство и так далее… Знать, что это нормально, что это проходящие вещи, и знать, как вы можете себе в этом помочь – это помогает. И сегодня мы с вами будем говорить о тревоге, о фобических расстройствах, будем говорить об обсессивно-компульсивном расстройстве. Я расскажу о панических атаках, о том, что такое нормальная тревога, что такое невротическая тревога и что такое психотическая тревога. Я постараюсь рассказать, что с этой тревогой делать и какие есть особенности в коррекции этой тревоги.

Самый простой способ сбить тревогу – это прибегнуть к зависимостям: еда, секс, алкоголь, любовная зависимость и так далее. Любовная зависимость обычно проходит волнами: на пике, когда всё хорошо, тревоги вообще нет и спокойно так, как никогда в жизни спокойно не было, а чуть что в отношениях идёт не так – сразу тревога нарастает как цунами и становится в разы больше.

Из зала:

- Как определять, что это именно тревога, а не другое переживание?

Это очень хороший вопрос. Как определять, что это именно тревога? Потому что тревога – это одно из таких переживаний, которые порой незаметны. Мы даже не всегда понимаем, что мы в тревоге, потому что мы не знаем чётких критериев.

Мы примерно понимаем, что это за чувство, когда мы влюблены – так ведь? Как оно ощущается: эйфория, бабочки в животе, улыбка на лице, всплеск энергии.

Или страх достаточно понятен. Как страх переживается? Спазмом, замиранием, покраснением. Помните вот этот прилив крови? Если смотреть на зрачки, то они будут расширены.

А тревога – это что такое?

Из зала:

- Беспричинный страх…

Как проявляется?

Из зала:

- Внутреннее беспокойство…

Как мне понять, что это именно тревога?

Из зала:

- Сбитое дыхание…

Сбитое дыхание… Дыхание – это первый симптом тревоги.

Из зала:

- А если вдохнуть не можешь – это тоже тревога?

Ты знаешь, есть два типа нарушения дыхания при тревоге.

Первый – это нарушение на вдохе. А второй – нарушение на выдохе.

Нарушение на вдохе – это когда мне сложно выдохнуть. Это будет иметь отношение к невротической тревоге, о которой я расскажу позже. А есть второй тип задержки дыхания – нарушения на выдохе, когда человек не может вдохнуть. И это будет психотическая тревога. То есть уже по тому, как нарушено дыхание, можно определить, какого рода эта тревога, потому что для каждого вида будут определённые способы, как с ними работать и как себе помочь в том или ином приступе тревоги.

Из зала:

- А если в принципе вдохнуть не можешь? При этом нет никакой тревоги, просто сидишь в более и менее спокойном состоянии и не можешь вдохнуть полной грудью.

Так бывает, например, у астматиков. Это когда человек вытесняет тревогу, не понимает, что он тревожится. Это как раз симптом того, что я сейчас нахожусь в тревоге, хотя при этом могу сидеть и смотреть сериал Доктор Хаус.

Ещё один симптом – учащённое дыхание. Учащённое дыхание приводит к кислородному голоданию, головокружению.

Ещё один симптом – учащённое сердцебиение.

Ещё один симптом – тремор, тряска.

Из зала:

- Повторяющиеся движения…

Это уже потом, да, навязчивые движения, ритуальные движения. А пока, если у меня сбилось дыхание или сердцебиение, то я буду потеть и краснеть.

По двигательным симптомам тревога проявляется двумя способами: она либо выражается в движениях, либо выражается в замирании. Поэтому не факт, что тревога приведет к каким-то хаотичным движениям.

Про замирание понятно? Замирание – это когда вы не можете двинутся: не можете встать, сесть или не можете пошевелить руками, или движения даются с трудом (как будто нужно преодолевать какое-то сопротивление).

Была клиентка, которая рассказывала о том, что у неё в последние три года пульс всегда около ста ударов в минуту. Это учащённое сердцебиение. И когда я спрашивала у неё, что происходит перед тем, как учащается её пульс, она отвечала, что ничего особенного, что всё нормально и в жизни у неё всё замечательно. Но не бывает так, что сердцебиение сто, а в жизни всё замечательно. Это про то, что её тревога проявляется на уровне тела, но до сознания не доходит. И это частая история: когда мы не знаем, что мы в тревоге, когда мы не дифференцируем это ощущение, а значит не можем ничего с ним поделать, потому что даже не понимаем, что с нами происходит что-то не то. И если вы будете периодически отслеживать свои симптомы, то у вас будет больше гибкости в том, чтобы среагировать на тревогу и её проявления.

Например, я сейчас волнуюсь. Я начинаю лекцию, и примерно через десять минут успокоюсь. Сейчас моё волнение проявляется сбивчивым дыханием, учащённым сердцебиением. Такая тревога – это норма или нет?

Из зала:

- Конечно норма!

Почему?

- Потому что есть повод тревожиться.

У меня правда есть повод в объективной реальности.

 

НОРМАЛЬНАЯ ТРЕВОГА

 

Первый тип тревоги, который мы разберём – это нормальная тревога.

У нормальной тревоги есть причина, и она лежит в объективной реальности. На самом деле у любой тревоги будет причина, но в других вариантах тревоги эта причина будет лежать в субъективной реальности.

В чём разница между объективной и субъективной реальностью? Одна находится у меня в голове, а другая есть на самом деле.

Вопрос:

Я читаю эти лекции довольно давно, и сегодня, когда я ехала в такси, то поняла, что вызвала это такси, когда было тридцать пять минут седьмого. И я вспомнила, что пару лет назад вызывала такси в половину шестого, то есть на час раньше. И когда мы попадали в небольшую пробку (ехать мне десять минут) или происходило что-то ещё, я тревожилась (да и такси вызывала от тревоги, что могу опоздать, а меня будут ждать люди). Ситуация в прошлый раз была объективно примерно такая же: у меня лекция, придут люди, я должна быть вовремя (это мои обязательства) и т.д. Но почему отличалась тревога?

Из зала:

- Может, потому что не было опыта?

Нет, я публичными выступлениями занимаюсь с пятнадцати лет, поэтому опыта было предостаточно. Но Ваш вопрос очень логичный.

Объективно ли бояться опоздать, если мне ехать десять минут, а лекция начинается через полтора часа? Не объективно, не реалистично.

Сегодня, когда я ехала на такси, то подумала: «Ну без меня же не начнут…». Это же объективная реальность.

Из зала:

- Как-то изменилось отношение…

За эти два года изменилось моё восприятие реальности. Объективная реальность осталась той же самой. Изменилось моё субъективное переживание объективной реальности. И это было связано с большим долгим процессом, который касается познания себя и вообще успокоения по поводу того, кем я являюсь и кем не являюсь. Два года назад моя тревога была невротической, а сейчас она нормальна.

Из зала:

- Уровень осознанности какой-то?..

Да, я буду много об этом рассказывать, когда буду говорить о невротической тревоге, но пока мне важно вот здесь [Анастасия показывает на доску] дать вам какие-то опоры, потому что переживание даже нормальной тревоги не очень приятно. Даже если у тревоги есть объективное обоснование, она не становится приятной и прекрасной – она остаётся довольно мучительной.

Что мы можем сделать, если у нас есть причина тревожиться?

Из зала:

- Обезопасить себя как-то…

Позаботиться о безопасности, позаботиться о себе – логично? Что-то сделать, чтобы получить информацию, например – это же тоже забота о себе.

Например, кто-то, кто нам дорог, задерживается и время позднее – наша тревога в этом случае объективна? Да. У нас есть основание. Она может либо развиться в невротическую тревогу, либо мы можем воспользоваться другими способностями, которые у нас есть, для того, чтобы себя успокоить. Это навык самоуспокоения. И это не про то, что я себе говорю «Насть, успокойся, давай подышим, всё нормально» - а попытка проанализировать, в какой объективной реальности я нахожусь и какая эта объективная реальность требует моих вмешательств. Это не про аутотренинг – это про реальные действия, которые позволяют мне о себе позаботиться: позвонить, написать, собрать вещи (если его нет дома в полпятого утра)…

Из зала:

- Помочь ему…

Да, помочь ему: собрать его вещи [Смех в зале]

Если, например, я про себя знаю, что мне неспокойно и тревожно в новой обстановке и при этом я еду куда-то в командировку или отпуск – что я могу сделать, чтобы о себе позаботиться?

Из зала:

- Найти причины тревоги…

Ну вот какая-то незнакомая комната... вдруг вещи пропадут или ещё что-нибудь.

Из зала:

- Взять с собой какие-то привычные вещи…

Да, плюшевого мишку, например, который с детства успокаивал. Я вообще предпочитаю снотворное.

Если мы будем понимать, про что идёт речь, мы сможем каким-то образом позаботиться о том, чтобы нам было не так тревожно, и выдержать это напряжение, которое необходимо выдержать, чтобы тревога прошла: дождаться возвращения или освоиться с ситуацией, которая сейчас возникает, или узнать информацию…

Бывает, например, что вы хотите устроиться на работу, вы сходили на собеседование и теперь ждёте ответа. Тревожно? Объективно? Как можно о себе позаботиться? Можно уехать в отпуск на эту неделю.

Если мы здоровы, если наша тревога объективна, то мы можем подумать о том, что мне сейчас поможет. Алкоголь, снотворное, прогулка, кошка, плюшевый мишка и так далее.

НЕВРОТИЧЕСКАЯ ТРЕВОГА

Что означает слово «невротик»? Как вы его понимаете?

Из зала:

- Человек, не контролирующий себя… Не может держать себя в руках, испытывает определённые чувства, не может контролировать возбуждение.

Тогда его можно назвать истеричкой или как-то иначе… Невротик – это что за термин?  Это настолько широкий термин в психологии, что в двух словах его объяснить достаточно сложно. Грубо говоря, невротик – это тот человек, у которого есть ранний детский опыт фрустрации в базовых потребностях. Фрустрация – это неудовлетворённость. Если я чего-то хочу, но не могу этого получить, я впадаю в состояние фрустрации.

Представьте себя очень голодными. Представьте, что по каким-то причинам вы собирались поесть, но сейчас не можете этого сделать. Во взрослой жизни есть множество потребностей, которые могут быть неудовлетворены, и тогда мы впадаем во фрустрацию. Если такое происходит с нами, когда мы были детьми, если мы не можем нормально удовлетворять наши потребности, если наши потребности в важных для нас вещах остаются непонятными и непринятыми нашими родителями, - то мы становимся невротиками. Термин придумал Зигмунд Фрейд.

Расскажу пример из своего детства. Я знаю, что мама делала это не со зла, но до сих пор не могу понять причину её поступка. Когда мы гуляли, и я говорила, что хочу пить (а тогда не продавали воду), - она предлагала купить мороженое. И так было постоянно. Я правда помню, что на прогулке я не могла попить: мы ели мороженое. Со взрослой точки зрения: «Дома попьёшь, зачем сейчас воду покупать?». Но с детской точки зрения это фрустрация потребности.

Или в школе поднимаешь руку и просишься в туалет, и учительница говорит: «Сходишь на перемене». Терпи, потому что «так надо», «я сейчас что-то важное рассказываю» - т.е. потребности учителя, выходит, важнее потребности ребёнка в данный момент. То, что говорит учитель, «важнее» того, что ребёнок хочет в туалет. Вообще такие ситуации способствуют развитию мазохистического типа характера, но об этом есть другая лекция, а сегодня мы говорим о невротизме.

Когда у ребёнка блокируются его базовые потребности, когда он оказывается фрустрированным, у него нарушается ощущение безопасности мира. То есть когда он выходит в мир, то обнаруживает, что не может там быть в безопасности, потому что всегда есть кто-то, чьи потребности важнее, чем его. И тогда ребёнок развивает очень специфическую вещь, которую очень условно можно назвать тотальным контролем.

При том, что невротик выглядит как человек, который не может контролировать свои эмоции, у него очень высокие тенденции к контролю. Расскажите, как проявляется ваш контроль?

Из зала:

- Звонить по несколько раз в день…

Да, есть такое.

Из зала:

- Думать о человеке…

Предполагать, строить гипотезы: «Он мне обычно шлёт две скобочки, а вот на этот раз он послал мне одну скобочку… Точку в конце не поставил…»

Если человек грустит, то другой может фантазировать, почему он грустит, что он задумал… А еще пытается сделать так, чтобы он не чувствовал этой грусти (тоже способ контроля) – это когда мы не оставляем людей с их негативными чувствами наедине: пытаемся развеселить грустного, обиженного успокоить.

Когда невротик не выдерживает чьих-то чувств, он старается их изменить, исправить, сделать какими-нибудь другими – это типичное поведение для невротика. Но его внешний контроль – это только верхушка айсберга по сравнению с тем, что он делает у себя внутри. Невротик контролирует то, каким он себя представляет. У каждого человека внутри есть представление о себе. Мы представляем себя как блондинов, брюнетов, высоких, низких, образованных, умных, добрых, например, людей. Для человека важно сохранять позитивный образ себя. Но для невротика сохранение этого позитивного образа себя связано с тем, что для него осознать вещи, которые говорят о нём как о человеке не очень хорошо, крайне проблематично: тогда нарушается его контроль и он снова сталкивается со своими детскими переживаниями своей постоянной неудовлетворённости.

А что о нас говорит лучше всего? Как мы знакомимся с собой?

Из зала:

- Обратная связь от окружающих…

Нет. Это прекрасный механизм, но это не самое главное.

Из зала:

- Поступки…

Нет, не поступки. Если я дам тебе тысячу рублей и буду мысленно говорить: «Пусть эта тысяча сведёт тебя с ума» - разве это говорит о том, что я добрый человек?

Лучше всего о нас говорят наши чувства и потребности. То, что мы есть, проявляется в наших чувствах и потребностях. Поступки можно контролировать, а чувства и потребности – нет.

Допустим, у нас есть жена и муж. Простой бытовой пример. Допустим, он задерживается. Она встречает его в полпятого утра с доброй улыбкой, борщом и говорит: «Устал, родной? Давай ложись, а завтра поговорим». При этом, пока она его ждала, что она успела передумать и перечувствовать? «Убью! Изменю, раз он со мной так обращается!», «Я сейчас сделаю вид, что всё хорошо, но на самом деле больше никогда не буду ему доверять».

Что больше говорит ей про неё: то, что она встретила его борщом, или то, что она чувствовала в то время, пока она его ждала? Больше всего говорят чувства.

Невротики стремятся представлять себя как хороших людей, но трудно представлять себя как хорошего человека, если кому-то, например, завидуешь.

Чувствовать и осознавать, что я завистливый человек, позволяет сохранять собственную гибкость, потому что невротик остаётся тем же самым живым человеком. То есть при всей его потребности быть кем-то другим, он остаётся тем же самым, его человеческая природа остаётся неизменной. А в человеческой природе испытывать зависть – это нормально. Испытывать злость – тоже нормально. Чувствовать гнев, агрессию или печаль – это нормально.

Ненависть, например. Это сильное чувство. Как объяснить себе его человеку, которому внутренне нужно поддерживать себя в своём идеальном образе? Можно обесценить вторую сторону, можно переложить на неё ответственность, можно спроецировать свою злость на объекты из внешней среды и сказать: «Это ты меня разозлил! Ты отвечаешь за мою злость!». Это делается невротиком на раз-два.

Из зала:

- Бессилие… Отчаяние…

Ты знаешь, бессилие и отчаяние скорее будут вызывать психотическую тревогу, которая глубже и опаснее. Давай пока пройдёмся по грехам человеческим.

Жадность. Ревность. Обида. Равнодушие.

Из зала:

- А невежество – это сюда?

Невежество – это про что? Про то, что я чувствую себя глупым?

Из зала:

- Про глупость, про незнание.

Да. И так далее.

Невротик не может не чувствовать всех этих вещей. Он живой человек и чувствует то же самое, что все другие люди. Но ему как бы нельзя это чувствовать, потому что это нарушает его целостную картину представления о себе и поднимает его базовые переживания, с которыми он пока не справляется.

Что ему делать?

Это называется невротический механизм.

Первый из невротических механизмов – это вытеснение.

Как можно вытеснить зависть?

Из зала:

- Обесценить…

Вполне. Это ещё один невротический механизм.

Из зала:

- Она не сама заработала на машину, ей подарили…

Да, именно.

Представьте себе: вы пришли на встречу выпускников. Прошло двадцать лет. Вы сходили на эту ярмарку тщеславия. Что вы потом думаете обо всех этих прекрасных людях?

Из зала:

- Самодовольные нарциссы…

- А я-то лучше устроился, чем они…

Да. Мы ведь ещё потом это обсуждать можем с общими знакомыми. «Машка-то, помнишь, такая умная была девочка? А сейчас менеджер…» Хочется просто обесценить.

Или, например, сходили на встречу выпускников и говорят: «Трое детей! Пожить-то не успела!» - тоже обесценивание. Это про то, что нам трудно присваивать себе эту зависть. Жизнь такова, что у других людей что-то сложилось, они выглядят довольными.

Рационализация – это про то, что я головой объясняю себе собственную зависть. Я придаю ей какой-то оттенок, которого в ней нет. Например, я представляю себе, что моя зависть белая – это магическое мышление про то, что то, что я чувствую, на самом деле хорошо. А белая зависть – это что такое?

Из зала:

- Показывает, куда нам двигаться, к чему стремиться…

Это второй способ. Я тоже хотела про него сказать. А белая зависть – это «Я так рад, что у тебя трое детей и Порш Кайен. Жаль, что мы в школе не общались так много…». Вот это – про белую зависть.

А твой способ – это про то, что я рационализирую: «Хм, если у него больше, чем у меня – это же обнаруживает мои слабые стороны. И теперь я могу туда двигаться. Спасибо ему за то, что показал то, чего я на самом деле и не знал».

Это просто рационализация. На самом деле зависть – это довольно печальное и живое чувство. Что такое зависть?

Из зала:

- Что другой успешнее, чем я…

Это про то, что я хочу, чтобы ты умер, потому что ты успешнее меня. Можно всячески рационализировать, но зависть – это про то, что я тебя ненавижу за то, что у тебя больше, чем у меня. В зависти есть и ненависть, и стыд, и досада, и обида, и месть. Это такое сложное чувство, его так сложно осознать, а ещё сложнее невротику осознать, что он – человек, который завидует.

Проекция – тоже прекрасный способ. Это когда я завидую, но при этом думаю, что это ты мне завидуешь. Это когда, например, я вернулась со встречи выпускников (для вечера взяла поносить у подруг туфли, платье и т.д.) и говорю: «Ну… В целом у них не очень. Я думаю, они мне завидуют. Так было неприятно… Я прямо чувствовала, как это тяжело. Больше не пойду».

Зачем невротик всё это делает? Для сохранения своего целостного образа. Но проблема в том, что когда любые чувства вытесняются, энергия остаётся: остаётся импульс зависти, импульс страха, импульс ревности, обиды, равнодушия… Если мы не позволяем себе чувствовать эти импульсы, они превращаются в тревогу.

Вот это будет называться невротической тревогой: подавленное чувство, которое превратилось в плохо дифференцируемую, плохо осознаваемую постоянную тревогу. Тревога невротика имеет хронический характер. Она способствует тому, чтобы у невротика развивались фобии и обсессивно-компульсивные расстройства, которые тоже будут развиваться как защитные механизмы. Что это значит?

Из зала:

Совершенно верно. Какое чувство я сейчас не выдерживаю? В каком чувстве я себе не сознаюсь? Каким человеком я не хочу быть? Я не готов быть тем, кто ненавидит и завидует. Мне трудно себе в этом признаться, потому что это разрушает мой базовый цельный образ хорошего, доброго, успешного и заслуживающего зависти у других человека.

Из зала:

- Значит, если тревога спадает – значит прямое попадание в чувство?

Да, совершенно верно. Если мы говорим о внутренней работе, то это перебирание чувств – особенно ситуативное, когда что-то произошло и поднялась тревога. Когда я работаю с клиентами-невротиками, они рассказывают, что последние несколько дней они провели в тревоге, она чувствуется достаточно хорошо (это про то, что они как раз впадают в зависимости – начинают пить или есть, метаться или плохо понимают, о чём идёт речь в разговоре). Я всегда спрашиваю: что было в тот день, когда эта тревога началась? И прямо по кусочкам, по пятиминуткам мы анализируем, как человек встал, потом сделал то-то и то-то. Если ничего не откликается, я говорю: «Давай подробнее». Я встал, вышел из дома, по дороге в лифте встретил старшую по дому… Я его останавливаю: что в этот момент произошло? Что произошло в лифте? Человек отвечает, что старшая дома с ним не поздоровалась. Она с ним не поздоровалась. Какие могут быть варианты? Что он услышал в себе? Он мог услышать и подавить в себе злость. Мог подавить в себе страх: у невротиков очень часто встречаются страхи про разоблачение, они чувствуют себя самозванцами.

Из зала:

- Может, квартиросъёмщик и поэтому боится?

Квартиросъёмщик, который боится, что вот старшая дома его сейчас разоблачит. Если дать себе возможность это проговорить, то там страхи по типу: «Она со мной не поздоровалась – она что-то про меня знает – будет какое-то наказание». Например, она скажет маме, что я курю. Боже, мама десять лет знает, что я курю, но старшая дома ещё раз скажет. Или, может, она видела, что мой муж приводил кого-нибудь другого и теперь ей трудно со мной говорить? Тревоги раздуваются.

Обычно вот в такой истории есть привычные каналы тревоги. У каждого они свои. Это привычная тема, которая вас тревожит постоянно. Когда с вами не поздоровались, когда вы не в форме или случилось что-нибудь ещё – вы внезапно обнаруживаете, что снова об этом тревожитесь. Эти каналы тревоги – например, деньги. У кого-нибудь есть такие привычные тревоги о деньгах? Жили-жили нормально, а потом опять они проявились. Ничего не случилось с деньгами (объективная реальность осталась той же самой) – но вдруг вы проснулись с мыслями о деньгах. Или к вечеру обнаружили, что опять об этом думаете без конца.

Второй привычный канал тревог – это болезни. Это состояние здоровья. Это про то, что «Что у меня с лимфоузлами? Надо сходить к иммунологу, надо сходить к аллергологу…» - знакомо?

Какие у вас есть ещё привычные каналы паники?

Из зала:

- Безопасность… выключила ли утюг, закрыла ли дверь.

Да, хороший пример.

Из зала:

- Одиночество, беспомощность…

Это про психотическую тревогу. А мы больше о бытовых тревогах: как там на работе с коллегами, с руководством. «А работаю ли я на той работе, которая мне нравится?», «А не трачу ли я время своей жизни на то, чем на самом деле заниматься не хочу?». Это настолько привычно, что вы легко окунаетесь в эти мысли, не понимая, что они – просто привычный канал паники. Была какая-то тревога, какое-то чувство, которое невротически вытеснилось и превратилось в тревогу, которая в свою очередь приняла привычную и знакомую форму.

Один-два привычных канала паники/тревоги есть у каждого из нас.

Из зала:

- Тревога за близких…

Тревога за близких, кстати, - тоже очень частый вариант. У меня был такой клиент – молодой парень с обсессивно-компульсивным расстройством. У него были навязчивые мысли про смерть отца или брата или мамы. Стоило чему-нибудь случится, как у него развивались навязчивости про то, что сейчас все умрут: отец уже старенький, а брат занимается экстремальным видом спорта. И это прямо его захватывало.

Есть ещё социальная тревога. Это про то, что мне, например, уже тридцать два и часики как бы тикают, а у меня ещё нет того или другого. Обычно это так и звучит, это социальный штамп.

Это всё привычные каналы паники, которые к объективной реальности не имеют никакого отношения. Если бы они были нормальной тревогой (будь то тревога за близких, о работе и т.д.) – вы могли бы воспользоваться взрослыми способами для того, чтобы успокоится. Если вам вдруг затревожилось о близких – что можно сделать? Позвонить им или как-то объяснить себе, что как бы да, родители старенькие, но сколько-то им времени ещё предстоит. Или если это рабочие вопросы, то я могу заранее продумать, что могу сделать, чтобы исправить ситуацию (какая нужна информация, может нужна обратная связь от руководителя).

Какие есть взрослые способы успокоить себя при мысли «Моё ли это предназначение?». Отпустить себя в «свободное плавание». Да, реальность такова, что я сомневаюсь в своём предназначении, и это время для того, чтобы попробовать что-нибудь ещё. Или «ну да, реальность такова, что не факт, что я найду себе дело всей жизни – так почему бы мне просто не успокоится и не поехать в отпуск?»

Если бы тревога была нормальной, то это бы срабатывало. А в привычных каналах паники такие варианты не срабатывают. Это сигнализирует нам о том, что это невротическая тревога, которая сигнализирует о том, что есть подавленные чувства, подавленные переживания, подавленная потребность, которые мы не приняли в себе, потому что они разрушают наше представление о самих себе.  

Здесь видео первой части лекции прерывается.

 

Ослабить тревогу помогает иногда сверка с реальностью. Например, я звоню маме каждые полчаса. Другие так же часто звонят или это ненормально? Порой полезно спросить себя: «Как это делают другие люди?»

Если другие говорят: «Нормально, я делаю так же» - тогда можно успокоиться.

Мы не всегда знаем, насколько адекватно наше поведение в тех или иных ситуациях, потому что не знаем, каковы рамки у других людей. А вот если мы их об этом спросим, то у нас будет возможность оценить собственные рамки.

Из зала:

- Вопрос о подавлении чувств. Допустим, ты вспыльчивый человек, а на работе нельзя на всех срываться. И тебе приходится себя постоянно сдерживать. Вроде как сдерживать вредно, но не орать же на каждого?

Ну смотри, я говорю немного про другое. По-моему, проявлять все чувства спонтанно там, где они возникли – это, конечно, инфантилизм.

Из зала:

- Сколько себе тогда можно позволить, а сколько – нельзя?

Я думаю, это зависит от того, какова твоя объективная реальность, потому что, наверное, одно ты можешь себе позволить на работе доставщиком пиццы, и другое – если работаешь в офисе, ведёшь переговоры. Я говорю не о том, чтобы останавливать чувства от реализации…

- Просто определить для себя дозволенные места…

Да, это взрослый вариант. При этом ты говоришь «я раздражительна» - то есть ты не подавляешь свою злость, ты знаешь эту информацию о своей личности.

- А, если про себя признаёшь – тебе становится легче от этого?

Да, дальше тебе нужно обращаться с этим как с нормальной тревогой и с нормальным раздражением и искать безопасные, экологичные места.

- А переносы физические? Груша боксёрская, например?

Да пожалуйста. Если тебе это помогает – почему нет? У всех свои методы: у кого-то они вербальные, у кого-то про сублимацию (это про то, что кто-то меня разозлил, я пошёл написал об этом стихотворение – и всё стало хорошо). Тебе нужно найти такие способы, которые позволят тебе экологично размещать свою злость. Экологичные способы – те, которые не разрушают тебя и твою объективную реальность.

Невротическая тревога

Самые частые формирования у невротиков, которые подавляют свои чувства, потому что они сигнализируют о том, что они не такие люди, которыми хотели бы быть – это фобии. Фобии – это страхи какого-то конкретного существующего в объективной действительности предмета, события или чего-то ещё.

Фобии бывают: клаустрафобия, страх насекомых, быть похороненным заживо – есть сотни разновидностей фобий…

Из зала:

- Есть страх правых поворотов - и люди подсознательно выстраивают дорогу, чтобы их было как можно меньше…

Страх духов, темноты, собак и так далее. Фобия, которая формируется в детстве, во взрослом возрасте выражается в появлении сильной (генерализованной) тревоги, когда вы сталкиваетесь с объектом, который вызвал фобию ранее.

Фобия – это про то, что тревога нашла себе внешний объект. Это про ту же самую историю: про то, что есть непроживаемые чувства, недопустимые переживания. Возникает тревога, которую нужно куда-то поместить. И случается ситуация, которая помогает найти выход для этой тревоги. То есть если вы в детстве боялись собак (семейная легенда была такова, что это из-за того, что вас покусала собака) – на самом деле вы боялись собак потому (да, вас покусали, но это было просто удобным поводом для вашей психики: был найден объект, которого теперь можно бояться), что какие-то ваши переживания были подавлены. Если мы говорим о детских фобиях, то подавленное переживание чаще всего – злость к родителям (потому что на родителей злиться запрещено). То есть ребёнок жил с этой тревогой до тех пор, пока не нашёлся повод, внешний объект (собака), куда можно эту тревогу слить, поэтому эта фобия закрепляется.

Во взрослой жизни абсолютно то же самое: фобия формируется как вытесненная тревога (появляется внешний объект, которого можно «на законных основаниях» бояться).

Родители запрещают нам не только злиться. Они могут запрещать грустить, выражать какие-то чувства, с которыми они встречаться не готовы.

Есть родители, которые запрещают любить. Это не про то, что они говорят: «Не люби меня!» - а про то, что они не знают, как на это ответить.

Когда ребёнок взрослеет, он выходит в удивительный и очень многообразный мир переживаний. То есть он начинает чувствовать что-то, и для того, чтобы ему это усваивать и присваивать как часть своей личности, ему нужна родительская поддержка (ну или поддержка значимого взрослого, который находится близко). Поддержка означает, что ему сообщают, что «это нормально». Это не про то, что ему сообщают, что «ненавидеть всех – это нормально». Поддержка – это про то, чтобы сообщить, что всё в порядке, всё нормально («Я тебя понимаю, со мной тоже иногда такое бывает»). Вот этого достаточно, чтобы ребёнок этого переживания не испугался. Это как первые месячные: если мы не знаем, что это такое – нас это пугает («С моим телом происходит что-то абсолютно новое, и я этого не понимаю, начинаю бояться…» - и если мне заранее скажут, что это нормально, то всё будет нормально).

С переживаниями так же: когда я маленький и впервые сталкиваюсь с какими-то переживаниями, мне нужно понимать, что это нормально, потому что меня пугают эти ощущения (они телесные, эмоции связаны с телом). И если в ранней среде эти эмоции и переживания не поддерживают, то вместо них возникает тревога, которая очень удобным образом вкладывается как в футляр в какой-то объект, который попадается на пути.

У меня был клиент лет десять назад. В то время я ещё работала с детьми. Он боялся вообще всего: темноты, тишины, насекомых, окон, закрытых и открытых дверей, громких звуков и так далее. Ему было лет восемь и он был весь наполнен фобиями. Я тогда не знала, в чём дело, но работала с ним так, как рекомендуют работать с фобиями детские психологи (и, кстати, рекомендуют работать с невротической тревогой). Я пыталась его тревогу куда-то развить. И мы с ним говорили о снах. Основная его проблема была в том, что он очень плохо спал, потому что ему каждую ночь по несколько раз снились кошмары. Ему снился кошмар, он просыпался с криком, его успокаивали и он снова просыпался от кошмара. Я спрашивала его о том, что ему снится, и он рассказывал про землетрясения, войну, пауков под кроватью и что-то ещё. И я спрашивала его: «Это же твой сон, это происходит у тебя в голове. Давай с тобой представим, что у тебя есть рюкзак, и в этот рюкзак положим всё, что тебе может пригодится, если тебе приснится что-то страшное». Сюжеты его снов повторялись, и мы говорили о том, что он может сделать, если во сне увидит землетрясение. Например, во время наводнения ему нужно было забраться на самое высокое здание, а для этого ему нужна была верёвка – и мы клали её в рюкзак. На случай столкновения с огнём, в рюкзак клали огнетушитель. Вот так мы с ним разговаривали, и он на глазах становился всё более расслабленным. Мы давали ему возможность защититься, давали возможность почувствовать себя в этой тревоге активным участником событий (не пассивной жертвой, а активным участником). И он так рассказывал, пока не сказал, что во сне встретил людоеда и сник: «Я не знаю, что делать с людоедом». Я ответила: «Это же очевидно: людоеда надо съесть». Он ответил: «Точно!» - и мы положили что-то в рюкзак, что поможет ему съесть людоеда. И его ночные кошмары закончились. Но после этого всего была ещё одна вещь. Его ночные кошмары и фобии стали легче – не все они, конечно, закончились, но какая-то часть их ушла, когда подошёл к своему папе и попросил дать ему молоток, чтобы засунуть его под подушку. «Мне нужно защищаться. Мне Анастасия Владимировна сказала, что это можно, а если папа будет против, то пусть позвонит и я ему всё объясню». Отец мне позвонил, я его убедила. Они положили молоток под подушку и это существенно облегчило его состояние по ночам. Это было про то, что он позволил существовать в каком-то контексте своей агрессивности: для того, чтобы съесть людоеда, нужно быть агрессивным. Для того, чтобы попросить у отца молоток под подушкой, нужно легализовать в семейной системе своё желание и своё намерение быть агрессивным. Именно агрессия была подавлена, потому что недавно у парня родился младший брат и ему как бы нужно было в семейной мифологии быть крайне толерантным, крайне терпимым. Подавленность его агрессивности привела к разнообразным фантастическим фобиям, которые закончились тогда, когда он легализовал, что может быть агрессивным хотя бы когда спит и хотя бы по отношению к воображаемым существам.

 

Обсессивно-компульсивное расстройство

Обсессия – это навязчивость. Компульсия – это ритуальность.

Тут немножко другой коленкор. Причина та же самая, но немного по-другому это проявляется. Если в случае фобии возникает конкретный страх перед найденным во внешней среде объектом, то когда объект не найден, у нас развивается обсессия, навязчивость. Это про привычные каналы паники, о которых я говорила (Дверь не закрыла – квартира сгорит, обкрадут и т.д.)

Для того, чтобы эти мучительные навязчивости остановить, человек включает ритуальность. То есть для того, чтобы мне не волноваться о том, заперла ли я двери и выключила ли газ, мне нужно, например, запереть дверь и потанцевать. На самом деле, если действительно есть обсессивно-компульсивное расстройство, человек будет вспоминать и сомневаться: «А я вчера танцевал у двери или сегодня?..»

Навязчивость – это система ритуальных действий. Тот же клиент с обсессивно-компульсивным расстройством с навязчивыми мыслями о том, что у него умрёт кто-то из близких, рассказывал, что ему нужно в моменты, когда ему подумалось, что отец умрёт, для того, чтобы отменить эту навязчивость, прокрутить всё назад. Если он, например, в момент, когда подумал о том, что отец умрёт, писал, то ему нужно всё стереть и переписать другим почерком, другим цветом – и тогда он ритуально восстановит своё спокойствие. Если он играл в шахматы и ему приходили мысли о смерти близких, то он отменял последние несколько ходов и читал мантры, что с его родителями всё в порядке, что мир о нём и о них позаботится.

Кто занимался аффирмациями – это же тоже про компульсию, про тревожное расстройство. Это про то, что если что-то меня тревожит, я должен прокрутить все эти фразы, которые как бы защищают от тревоги (на самом деле нет, потому что тревожное расстройство – это симптом).

Из зала:

- Я – самая обаятельная и привлекательная…

Вот ты знаешь, если одна такая фраза – это ещё ничего, с этим можно как-то жить. А вообще у людей складываются целые тексты из сорока таких фраз, которые им обязательно нужно повторять тогда, когда приходит какая-то тревога, потому что столь длинная аффирмация магическим образом как бы защитит от того, чего я боюсь.

Суть у обсессивно-компульсивных расстройств абсолютно та же, что у фобий: они про то, что у меня есть подавленные чувства. Я думаю, вы уже догадаетесь, какие подавленные чувства были у этого парня, который боялся мыслей о смерти родных.

Из зала:

- Страх смерти?..

Нет. Какие подавленные чувства будут?

Из зала:

- Агрессия?

Конечно, агрессия на отца, который был бизнесменом и который звал сына в бизнес, а парень не хотел в нём участвовать. У парня творческий склад ума и он не мог позволить себе агрессию. Он говорил, что у него прекрасный папа, прекрасный брат – это походило на ритуал («Они прекрасные, всё хорошо…»). По-настоящему парень злился на отца (за то, что отец обрекал сына с помощью вины, манипуляций «Я всё для тебя создал. Ты на готовое не хочешь? Надо ценить мой труд»).

Папа действительно проделал большой путь (эмигрант из ближнего зарубежья, который что-то здесь построил, его жизнь стала успешной и безопасной). Отец говорит своему старшему сыну (тому самому парню), что делал это всё для него, а сына-то не спросили, и он естественно на это злится, обижается и чувствует гнев, вину (он чувствует много всего, но не признаёт эти чувства, потому что он невротик, потому что в его ранней детской истории была такая ситуация, после которой он перестал воспринимать плохие чувства, поскольку они не позволяли ему сохранять цельный образ себя). И вот он с этими чувствами сталкивается, пережить их не может – и они развиваются в довольно прямую навязчивость (это про то, что я не разрешаю себе злиться на отца и мой страх проявляется в навязчивых мыслях о том, что он умрёт).

На самом деле, если бы этот парень пришёл к Фрейду, то Фрейд бы ему сказал: «Ну что, скажи мне прямо: я хочу убить своего отца». Может быть, это грубо. Может быть, это слишком прямолинейно, но связь примерно такая: он об этом думает, он этого пугается, пытается в голове это закрутить, но ситуация остаётся той же самой (кстати, с этим обсессивно-компульсивным расстройством он не может работать на фирме отца). Это работает также как симптом в семейной системе: сын не может работать, он не может сосредоточиться, поскольку тратит большую часть дня на то, чтобы прокручивать эти ритуалы.

Из зала:

- Вот я очень часто еду за рулём и вдруг у меня в голове неожиданно появляется мысль и представление о том, что я попаду в аварию, и я делаю так: я как будто бы забираю эту мысль обратно и даже проговариваю: «Так, завернула всё обратно! Завернула всё обратно!» - как будто это повлияет на реальность… Это тоже из этой категории? Это страх чего?

Да, скорее всего из этой. Я не знаю, что там происходит. Надо по кирпичикам разложить, что происходило за мгновение до того, как тебе пришла в голову мысль об аварии. Вот отследить это мгновение «до» для тебя может быть очень интересно: там было какое-то твоё переживание…

- Каждый раз одно и то же?

Скорее всего. Оно что-то говорило о тебе: что-то такое, что, может быть, ты сейчас взрослая обнаружишь и посмеёшься «Опа-на! Оказывается, вот оно как!» - но твоя детская часть это так блокирует, что ты автоматически думаешь об аварии.

Я в последнее время часто рассказываю про то, что в пятнадцать лет прочитала книжку Сергея Лазарева «Диагностика кармы». Книга была модная, многие её читали, и там была такая рекомендация, что мы должны постоянно крутить у себя в голове фразу «Господи, на всё твоя воля» - и тогда всё будет хорошо. Её надо было как бы технически запустить, чтобы о чём бы вы ни думали, она бы шла-шла и шла фоном. Мне тридцать два, и я до сих пор, - особенно перед сном, - повторяю эту фразу на автомате. Но мне это не очень помогло, хотя я повторяю её семнадцать лет.

Но, если возвращаться сюда [Анастасия показывает на доску], вы уже можете понять, как работать с невротической тревогой, что вам может помочь.

Из зала:

- Получается, корни всё равно всегда в детстве искать?

Чаще всего да.

- Получается, это хроническая проблема, на всю жизнь?

Ну, если продолжать притворяться хорошим человеком, то да.

Что делать? Признавать свои чувства и признавать, что я – именно тот человек, которым являюсь. В психотерапии это называется «разворачивать тревогу». То есть у меня есть тревога, она как-то зажата, есть какое-то зажатое переживание, и разворачивать её– значит давать ей, наконец, проявиться.

Зависть, жадность, обида, ревность должны не остаться запрещёнными, подняться до уровня головы и стать частью знаний вас о самих себе, а дальше уже поступить по-взрослому, адекватно, как с нормальной тревогой. То есть если я враждебный, то что я буду с этим делать так, чтобы это было экологичным? Если я страшно обижен на моего дядю, например, то что я могу с этим сделать: как-то размещать, разворачивать и размещать.

Когда мы разворачиваем невротическую тревогу, позволяем себе её чувствовать – у нас появляется какое-то желание, какое-то направление «что я теперь хочу с этим сделать, не моментально, а через время, но всё же это становится какой-то потребностью». Например, я хочу дать ему пощёчину, я просто больше не хочу читать эту книгу, я просто больше не хочу общаться с этим человеком – и так далее.

 

Психотическая тревога

 

Если для невротической тревоги характерна невозможность человека жить с тем, кто он есть, то для психотической тревоги характерна невозможность человека жить жизнью, которой она на самом деле является, невозможность быть в реальности.

Психотическая тревога – это очень сильные приступы страха, это панические атаки. Психотическая тревога разрушительна, она присутствует не фоном, как невротическая, а как приступ паники, при котором человек теряет ориентацию, теряет адекватность, задыхается.

Недавно был фильм «Финансовый монстр». Там в студию врывается человек с пистолетом и у ведущего передачи начинается приступ: он начинает задыхаться. И ему тот человек, который наставляет на него пистолет, говорит: «У тебя не инфаркт – у тебя паническая атака. Успокойся, со мной такое постоянно». Но человеку действительно кажется, что он умирает, потому что он действительно задыхается, у него учащённое сердцебиение.

Психотическая тревога – это тревога, интенсивность которой выдержать очень сложно. Мы все живём в своей невротической тревоге. Когда у меня приступ такой тревоги, мне кажется, что хомяки в груди побежали, закрутили колесо. Мы с ней как-то живём, нормально справляемся с повседневными делами. С невротической тревогой можно работать, можно строить отношения, готовить еду. С психотической тревогой ничего делать нельзя. Никто не работает в панике, никто не спит в панике. Алкоголь если и помогает при психотической тревоге, то только в больших дозах.

У психотической тревоги интенсивные и тяжёлые приступы. Они связаны с тем, что человек вдруг обнаруживает, что жизнь (не его жизнь, а жизнь вообще) содержит в себе факты, которые очень трудно пережить. Их всего четыре:

- смерть

- одиночество

- несправедливость жизни

- беспомощность

Есть какие-то ещё, но эти четыре – самые сильные.

 

Психотическая тревога – это не только панические атаки, хотя они являются частью психотической тревоги.

Есть вещи, которые мы считаем фундаментом своей личности. Это какие-то представления о мире, которые мы вложили в себя как фундамент и можем на это опираться. Это наша система ценностей, наши представления о том, каков этот мир на самом деле. И когда с нами происходит что-то, что эти представления рушит, то у нас развивается психотическая тревога.

Например, человек живёт с фундаментом про то, что он может жить только если рядом кто-то есть. Это такие отношения, такая любовь, без которой – как нам кажется – мы умрём (причём буквально, физически). Это ощущение, что жизнь становится возможной и полноценной только если есть рядом другой конкретный человек. Тогда, если в жизни в этих отношениях будет происходить хоть что-то, что будет намекать на то, что это необязательно («мы не обязательно будем вечно вместе, эти отношения могут закончится»). Что-то происходит, свидетельствующее, что я в любой момент своей жизни могу остаться в одиночестве – такие события могут вызывать приступ психотической тревоги (потому что они задевают базовую, глубинную составляющую личности человека).

Из зала:

- А в концлагере все сталкиваются с такими событиями?

У Виктора Франкла есть книга о жизни в концлагере, но я её не читала. Я примерно подозреваю, о чём там речь. Я подозреваю, что концлагерь – это место и для развития великой человеческой силы, и для самых разнообразных психозов и неврозов, потому что это экстренная ситуация, в которой невозможно оставаться просто нормальным (а значит, возникает две крайности: либо люди уходят в неврозы и психозы, либо - как Франкл - находят что-то ещё, на что можно опираться).

Из зала:

- И получается, что из психотической тревоги есть какой-то выход?

Да, я скажу потом, какой тут выход (он абсолютно другой – не такой, как у невротической тревоги).

Одиночество что может спровоцировать? Если он, например, задерживается до пяти утра, а я не просто в тревоге, а села в углу и умираю второй час. Если у меня приступ психотической тревоги - это про то, что ситуация нарушает мои базовые представления о мире (что он в любой момент может не прийти домой). На самом деле это означает, что если человек…

[Здесь видео обрывается, далее продолжается с другого момента времени]

… то есть я живу-живу, и мне кажется, что у меня вечные и прекрасные отношения. Ну как минимум они не могут быть вечными. Если кто-то не приходит домой в пять утра – это информация о том, что это не так. Этого как бы в принципе не должно было случится, если у меня отношения такие, на которые я рассчитываю. И раз со мной случилось это – со мной может случится и что-то другое. И это разрушительно: я могу не знать, как на это опираться – это про психотическую тревогу.

То же самое про то, что жизнь несправедлива. Как мы узнаём о том, что жизнь несправедлива? И как мы строим свою жизнь, этого не зная?

Из зала:

- Ну, например, если я не буду ходить в тёмное время суток в короткой юбке - со мной ничего не случится…

Да, хороший пример. Имеются какие-то причинно-следственные связи, которые как бы реально существуют и в ста процентах случаев работают.

«Если я всё буду делать правильно, со мной не случится ничего плохого». Это может касаться как бытовых случаев (например, не ходить по улицам в тёмных подворотнях), так и более широких. Это тесно связано с магическим мышлением: «если я буду думать так, то мне будет вот это». Это касается религиозных течений, чего-то ещё. Это всё делает мир справедливым, делает мир предсказуемым.

«Всё плохое ко мне вернётся» - это тоже магическая идея. К кому возвращалось всё хорошее?

Из зала:

- В основном, возвращалось плохое…

Не в ста процентах случаев. Пятьдесят на пятьдесят. Это просто про то, что с тобой периодически -без всяких закономерностей - случается что-то хорошее. Бумеранга не существует. Но мы можем строить свою жизнь на основании того, что жизнь справедлива и что есть система правил, и если я буду их выполнять, то всё будет в порядке. Но когда с нами всё-таки случается что-то плохое, то мы можем испытывать приступы психотической тревоги, потому что это говорит нам о том, чего мы знать вообще не хотим (ведь эту новую информацию нужно встраивать глубоко внутрь себя).

Если что-то плохое вдруг случается, то есть вариант усиления магического мышления: «Раз со мной случилось плохое – значит, оно было для чего-то нужно». Но правда в том, что это не было ни для чего нужно.

То же самое с беспомощностью. Когда мы можем сталкиваться со своей беспомощностью? Когда мы, например, сталкиваемся с неизлечимыми болезнями тех, кого мы любим. Или с их потерей.

 

По большому счёту психотическая тревога – это травма. Они сосуществуют рядом. С нами случается какое-то травматическое событие, которое задевает самую глубинку нашего существования, и развивается травма. Очень частый признак травматического расстройства личности, острого стрессового расстройства, постравматического расстройства личности – это психотическая тревога, панические атаки. Если есть психотическая тревога - значит где-то есть травма.

Из зала:

- А бессмысленность жизни здесь же?

Да. Я думаю, что это про беспомощность: жизнь бессмысленна, и ничего тут не поделаешь.

- Это когда выстроенный каркас понимания жизни разрушается, объяснений нету и никакого каркаса-то на самом деле нету… Это про неизвестность.

Да. Это про неизвестность, про невозможность это предсказать

Мы вполне можем научиться с этим жить. Мы можем потратить какое-то время своей жизни на то, чтобы научиться с этим жить. Чем меньше у нас каких-то магических установок в детстве, чем меньше мы общаемся в среде, где присутствует магическое мышление, - тем нам проще научиться жить с указанными выше явлениями.

 

Буквально позавчера кто-то из директоров рассказывал мне:

Приходит человек, ему двадцать восемь лет. Говорит на собеседовании: «Со мной ни разу в жизни не случалось ничего плохого». И директор не взял его на работу, потому что это неправда, так не бывает.

С вами за вашу жизнь не раз случались плохие события, и если вы были способны размещать свои переживания по этому поводу, если у вас была более и менее безопасная среда (если вы могли размещать свой страх, свой гнев, свою боль, свою обиду и т.д.) – то тогда вы сейчас скорее всего тот человек, который в принципе об этом знает [Анастасия показывает рукой на доску, где написано: «смертность», «одиночество», «несправедливость», «беспомощность»].

Если безопасной среды не было, то тогда вы вынуждены были создавать вокруг травматического события некую шелуху, фантик, с которым это хоть как-то можно съесть («Высшее предназначение» или что-то ещё) – и тогда вы этого не знаете [Анастасия показывает рукой на доску, где написано: «смертность», «одиночество», «несправедливость», «беспомощность»]. Но жизнь всё равно случается, и всё равно приступы психотической тревоги рано или поздно вас настигнут, если вы будете эти экзистенциальные данности игнорировать.

Если невротическую тревогу мы разворачивали и размещали, то что делаем с психотической тревогой (с её огромной интенсивностью)?

Из зала:

- Помочь телу…

Помочь телу дышать. Помочь телу двигаться или остановиться в своём движении.

Есть термин, который мне очень нравится по отношению к психотической тревоге. Это термин «контейнирование». Контейнирование – это про то, что когда мы переживаем экстремальные по накалу чувства, нам нужно, чтобы у нас был безопасный контейнер, в котором можно их разместить, чтобы никто не разрушился (потому что если я взорвусь психотической тревогой прямо сейчас на лекции, я сяду и начну громко и быстро дышать, и вы разрушитесь – это вызовет у вас свою динамику: кто-то испугается, кто-то разозлится, кто-то растеряется… и это будет разрушительно и для меня и для вас). А контейнер – это про то, что мне нужно создать такое пространство, в котором я могу безопасно экологично сделать маленький «атомный взрыв» в замкнутых экспериментальных условиях.

Контейнирование – это границы: у переживания появляются границы. В первую очередь это телесные границы: это про то, что я начинаю думать о том, как я дышу, про то, что я заставляю себя в психотической тревоге выдыхать (в невротической – вдыхать), и это возвращает мне ощущение тела, и у переживания появляются границы, потому что когда у меня приступ психотической тревоги, я тела не чувствую вообще. Снова собрать тело: дышать, чувствовать ноги, чувствовать опору (то, на чём вы сидите), чувствовать руки, зацепиться за что-то глазами, всматриваться – это всё возвращает ощущение тела и задаёт границы.

Кроме того, мы можем задавать границы вот этими рациональными вещами: «Да, сейчас у меня такой приступ, прямо сейчас он не разрешится, это потребует времени. Я сейчас не умру: этот приступ конечен. Я сейчас подышу, за что-то зацеплюсь глазами, потрогаю что-то руками, попрыгаю на попе, чтобы получить ощущение опоры» - такие рациональные вещи тоже помогают задавать границы.

Ну и конечно в идеальном варианте – может быть, не сразу, но через какое-то время -контейнером может послужить человек, который наше переживание выдержит и не развалится: не обидится, не испугается и так далее – тот, кто уже знает, что это [Анастасия показывает рукой на доску, где написано: «смертность», «одиночество», «несправедливость», «беспомощность»] вот так, и может нам в этом посочувствовать, посопереживать и просто побыть рядом с нами тогда, когда мы внезапно осознаём, что жизнь несправедлива и что мы умрём.

И вот эти три варианта границ вы можете использовать: можете возвращать себе ощущение тела; можете рационально говорить себе о том, что это закончится и это связано вот с этим, называется вот так-то и требует времени; можете контейнировать при помощи другого человека, помещая своё переживание в пространство отношений между вами, и он сам задаёт границы, показывая, что остаётся жив в этом, не разрушается, не убегает (он конечно грустит вместе с нами, но не умирает). И это очень важно.

Это кардинально другой способ по сравнению с тем, как мы работаем с невротической тревогой. Невротическую тревогу мы разворачиваем и усиливаем, ища там что-нибудь. А психотической тревоге мы ставим границы.

ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

 

 

До того, как начнётся тур вопросов и ответов, я хочу сказать, что психотическая и невротическая тревоги не исключают друг друга, и мы можем мучиться как одной, так и другой.

- А вот эти рыдания у детей и у взрослых, когда не можешь говорить – это…?

Это панические атаки.

 - Это когда плачешь и захлёбываешься?

Обычно классическая паническая атака проходит без слёз. Если со слезами – то это скорее какое-то сильное аффективное переживание (возможно, травматическое). В травматических переживаниях все эмоции слишком «большие», трудновыносимые – но это не обязательно про тревогу.

- У маленького ребёнка такое может быть? Какая-то такая травма…

Насколько он маленький? У грудного ребёнка это скорее фрустрация.

- Лет пять…

Слушай, надо у детских психологов спросить.

- Ты сказала, что тревога образуется в результате травмы. Есть ли смысл искать истоки этой травмы, копаться в грязном белье? И ещё вопрос. Допустим, я понимаю, что окажусь в той ситуации, в которой у меня может начаться паническая атака. Как подготовить себя к этой ситуации?

Я так понимаю, ситуация, в которой у тебя снова может быть паническая атака – это как раз травмирующая ситуация или похожая на травмирующую. Это про то, что да, надо работать с травмой, надо работать с посттравматическим расстройством: скорее всего это оно. У меня есть лекция про травмы и про посттравматиков – её можно найти, посмотреть и послушать. Много чего можно сделать на самом деле. Это тоже процесс, он тоже занимает время. Тут нет мгновенных решений, но есть много способов позаботиться о себе.

 - Настя, а зачем психике тревога?

Дедушка Фрейд говорил, что если бы у нас был другой социум и мы могли бы спокойно размещать свои либидозные желания по отношению к матерям и отцам, то тревоги бы не было. Вообще исследователи говорят, что тревога социальна.

- Она ведь какую-то функцию выполняет?

Тревога – это превращённое возбуждение. Наверняка есть функция, которую выполняет симптом тревоги (как у этого молодого парня, про которого я сегодня рассказывала – у него она выполняет совершенно конкретную функцию). Но если, например, у страха есть конкретная функция (защитная), у злости есть конкретная функция, у слёз, у работы горя есть конкретная функция – то тревогу мы воспринимаем как такое недочувство, то есть «чувство вместо чувства», как невроз. И если бы мы жили в социуме, в котором мы могли бы не запрещать себе быть такими, какие мы есть, и чувствовать всё, что мы чувствуем (включая либидозные стремления к матерям и отцам), то – теоретически – мы были бы бестревожными.

- Обязательна ли помощь другого человека в борьбе с тревогой?

Конечно нет. Конечно помощь другого человека – это не обязательное условие. Это не то, без чего мы не сможем быть здоровыми. Это огромный ресурс. Часто это уникальный ресурс. Часто у человека не хватает ресурсов для того, чтобы справиться с тревогой самостоятельно. И бывает, что их не хватает до конца жизни. Но чисто теоретически это возможно.

- Как убрать вот эти действия, которые… Например, я закрываю дверь и я её тут же проверяю, закрыла достаточно или нет. Я дошла до лифта, вызываю его, возвращаюсь к двери и снова проверяю. Пока три раза не проверю – не успокоюсь. Меня это уже выбешивает, но избавиться от этого не могу. И второй момент. Всю жизнь, когда вижу беременных, я автоматически прикусываю язык. Я где-то услышала в детстве, что если ты что-то нехорошее подумаешь, то оно случится, и ты язык прикусываешь и тем самым как бы не даёшь себе это подумать. Как будто бы я что-то могу подумать, из-за чего с беременными что-то случится нехорошее. Всё происходит за доли секунды и потом я думаю: «Зачем я прикусила язык? Я же ничего плохого не подумала». И меня бесят вот эти действия… Как от них избавиться?

Про возвращение к дверям от лифта – это наверняка не первая твоя обсессия и не первая твоя компульсия.

- Да, это просто насущное…

Я думаю, что она не уникальна, что их (компульсий) на самом деле какой-то комплекс. И это всё про одно и то же. Так, чтобы ты перестала проверять, закрыла ли двери, но сохранила бы все остальные обсессии – так, наверное, не будет. Это скорее про какой-то долгий процесс возвращение себе той себя, какой ты являешься, и принятие тебя такой, какой ты являешься. Это какой-то большой процесс, который занимает время, который в том числе связан с ослаблением обсессии, компульсии. Когда ты позволяешь себе чувствовать то, что ты чувствуешь, думать то, что ты думаешь, не прикусывать язык, когда видишь беременных. Когда ты можешь начать постепенно отдавать себе отчёт в том, что ты думаешь, и что это легально, и что твои чувства легальны – и как-то начинать собирать свой образ себя такой, какая ты есть на самом деле, и учиться с этим жить.

- Механизм контейнирования… Сам человек, если он не чувствует тела, если он находится в изменённом состоянии, если у него спутанное сознание – как это можно сделать осмысленным? Как это возможно, если у человека нет контроля над ситуацией (насколько я понимаю)?

Там нет, во-первых, осознания того, что происходит. Человек, с которым это происходит, не понимает, что с ним происходит, до тех пор, пока у него не появляется (в нормальном своём состоянии) вообще информация о том, что это называется вот так, происходит в этот момент вот это и можно поделать вот это. То есть получить информацию об этом вполне достаточно, чтобы начать учиться о себе заботиться в приступах психотической тревоги. То есть это не про то, что заработав себе паническую атаку, ты вдруг полностью забудешь то, что с тобой было сегодня, например – все эти знания сохранятся, у тебя будет возможность ими воспользоваться.

- Как ещё может проявляться паническая атака?

Это приступ паники с нарушенным сердцебиением, с нарушенным дыханием, с нарушенной двигательной деятельностью и с ощущением того, что «я прямо сейчас умру». Вообще у гештальтистов паническая атака описывается как смена фигуры и фона. Они говорят о том, что когда мы живём, мы не обращаем внимания на то, как мы дышим, на то, как бьётся наше сердце, наше внимание направлено на окружающий мир и наш фокус сосредоточен на внешнем мире. А во время панической атаки мир сглаживается: становится фоном, хотя раньше был фигурой, а наше состояние тела становится фигурой, то есть вместо того, чтобы смотреть на тебя в панической атаке, я слышу только своё сердцебиение, своё дыхание и только свои переживания. И поэтому возвращение в реальность (зацепиться за что-то, понять, что есть ноги, есть тело, есть ты, есть пол) помогает паническую атаку закончить.

- А обморок – это тоже паническая атака?

Я думаю, у обмороков много причин. Наверное, человек в панической атаке от недостатка воздуха может потерять сознание. Или от гипервентиляции лёгких. Или от удушья, когда не может вдохнуть.

- Человек может сам вызывать эти тревоги? Что запускает психотическую тревогу?

Психотическую тревогу запускает травматический триггер, то есть какая-то ассоциация: что-то произошло, что говорит мне о какой-то старой травме – и у меня запускается паническая атака как реакция на неё.

Например, я остался в одиночестве. Я знаю женщину, у которой панические атаки случаются каждый раз, когда она едет ночью в поезде. Она просыпается ночью в поезде в панической атаке. Она себе объясняет это как то, что она одна, уехала от семьи, это связано с одиночеством, но я предполагаю, что там есть какая-то травма, и ассоциативно похожие декорации вызывают у неё панический приступ. Так что травматические триггеры провоцируют панические атаки.

По поводу того, может ли человек спровоцировать это у себя сам…

- Например, умышленно зайти в травмирующую историю…

Я бы здесь разделила два момента. Во-первых, да, конечно, если ты решишь пойти в какую-то свою травму осознанно, то будь готова, что там будет паническая атака. Поэтому на ранних этапах работы с травмой сначала создают безопасное поле, сначала создают ресурс, учат себя успокаивать, осознавать и всё такое – и только потом идут в травматическое воспоминание, потому что иначе (если сделать это раньше), будут постоянно возникать панические приступы, которые никуда не двигают человека с травмой, они ничем ему не помогают – только изматывают. А вот когда создан какой-то ресурсный пласт, то туда вполне можно пойти и попробовать соприкоснуться вот с этими вещами (смертность, одиночество, несправедливость, беспомощность) и с травматическими триггерами, оставаясь устойчивым, не теряя фона, не теряя границ – и вот тогда травму можно проживать.

Потому что проживать травму в панических атаках – это бред, так не бывает: травма не проживается в панических атаках. Прожить травму – значит смочь об этом говорить и вспоминать, не попадая в психотическую тревогу. Если психотическая тревога появляется - значит мы тормозим и говорим: «Стоп, мы ещё не готовы». Я пойду ещё поем, я пойду ещё посплю, я построю те отношения, в которых другой человек может быть моим контейнером.

И второй момент, который важно проговорить. Это такой манипулятивный момент – не в том смысле, что человек манипулирует своей тревогой, а в том, что окружающая человека среда может им манипулировать, запрещая ему тревогу. Это может быть семья, где говорят «Что за хрень? Что значит тревога? Успокойся!», не давая человеку места для размещения этого переживания. Это может быть психотерапевт, который может говорить: «Ты используешь свою тревогу для того, чтобы мной манипулировать, чтобы я тебя пожалел». Я имею в виду некомпетентного психотерапевта, который не может быть контейнером. Люди, которые не могут быть контейнерами, не выдерживают, очень часто начинают относиться к тревоге как к тому, что человек сам себе придумывает, что он сам себя накручивает и всё это не имеет никакого значения.

Если тревога есть, она - как и любое другое чувство -заслуживает уважения, места и времени. А то, что человек сам себе это придумал… так же можно сказать, что он сам себе сломал руку. Это просто случается. Наверное, если смотреть на мир под определённым углом, то может показаться, что человек сам придумал себе безденежье, болезнь, что-то ещё – но это про то, что я не выношу того, что происходит сейчас с человеком, я ему не контейнер, и поэтому я это обесцениваю с помощью невротического механизма.

- Я, наверное, больше думала о том, что это как стратегия мазохизма: во второй, невротической тревоге, человек её как бы вызывает и это подтверждение мазохизма…

Ты знаешь, мазохист может быть и травматиком. На самом деле, если бы он не был травматиком и не был невротиком, у него не было бы этих приступов. И да, это такая многогранная составляющая, когда тревога присутствует и как симптом семейной системы и как какая-то манипулятивная вещь. Но у мамы, например, правда может случиться сердечный приступ, если я что-то сделаю ей назло – но это не означает, что я должен это делать. То есть тревога остаётся как настоящее переживание, и она приводит ко всему тому, о чём мы с вами сегодня говорили.

- А тревогу можно симулировать?

Мне кажется, нет. Психотическую тревогу – точно нет, да и невротическую вряд ли можно симулировать. Я никогда об этом не задумывалась.

- Ты говорила, что чувствование своего тела, чувствование границ своего тела – если их постоянно тренировать – может помочь в работе с психотической тревогой?

Да, вполне. Осознавать своё тело, ощущать его границы – это вполне себе превентивная мера от психотических атак. Я помню, что для меня важным ощущением, которое сильно снизило мою тревогу, было следующее: я лежала в постели и вдруг поняла, что у меня есть кожа, а кожа – это границы. То есть я вдруг поняла, что моё тело ограничено в пространстве, оно конечно. И это было такое облегчение. Я тогда не понимала, про что вообще идёт речь – а сейчас понимаю, что это было про обретение границ. Сейчас, когда мне тревожно, я пользуюсь этим для себя, у меня есть такой опыт, и для меня вот эти классические вещи (ноги на пол поставить или глубоко спокойно подышать) тоже работают, но мне важно вспомнить, что у меня есть кожа (это мой уникальный опыт, который мне помогает).

И, кстати, я в начале лекции говорила про то, что два года назад я была более тревожной. Это как раз про какое-то познание себя: эти два года шёл некий процесс познания себя, который про то, что я могу устать на этой лекции, мне может кто-то не понравится на этой лекции, я могу испытывать досаду на этой лекции, я как минимум точно не буду столь идеальной, какой заставляю себя быть, и вот через это всё тревога снизилась, и поэтому сейчас я могу ехать в такси и думать о том, что «без меня всё равно не начнут». Потому что все эти части стали частью меня, они приняты, у них есть место, у них есть время (и нарциссизму, и мазохизму, и всей этой невротической фигне нашлись места – и в целом это большое-большое облегчение).

- Когда человек находится в психотической тревоге… Ты только что говорила, что бывает такая среда (допустим, семья), где не позволяют её испытывать и даже за тревогу осуждают, где ты вынужден подавлять тревогу. Как с этим справиться?

Уходить из этой среды в какое-то безопасное место. Например, запереться в ванной.

- Из ванны придётся выходить…

Ну можно сказать, что месячные, поэтому поистерила. Это взрослые способы адаптации к среде, которая не может быть контейнером. На самом деле среда, и даже семья, не обязана быть контейнером психотическим атакам – это скорее прерогатива психотерапевта, специально обученного человека, который получает за это деньги.

А живой человек, который находится рядом с тобой, если ты в психотической тревоге, откликается на это своей психотической тревогой (он не хочет уйти в паническую атаку и имеет на это полное право). И если его способ уйти – это задавить твою психотическую тревогу… это как бы… он живой. Я не могу сказать, что он – плохой человек, потому что просто должен послужить для тебя контейнером, но не служит. Контейнирование – это очень специфические навыки, требующие очень много сил и стоящие очень дорого.

И ты не обязана быть контейнером для кого-то. Если так сложилось, что это возможно – прекрасно. Часто это складывается, когда отношения на протяжении долгого времени хорошие. Когда в отношениях вы как-то справляетесь, то вы рано или поздно начинаете быть контейнерами друг для друга и, например, контейнировать агрессию другого человека (когда он приходит в гневе и ругает «Все уроды! Всех ненавижу!», а вы от этого не разрушаетесь и говорите «Даа, он действительно мудак»). То есть вам с этим нормально – и человек успокаивается. Но по поводу именно панической атаки – её очень трудно выдержать, и живой человек не обязан этого делать.

- Тогда – получается -разрушается всё…

Да, и он разрушается, и ты разрушаешься, и среда разрушается.

- Выход какой?

Не делай этого рядом с кем-то, кто к этому не готов. Уходи в ванну.

- Это же непредсказуемо…

Уходи в ванну. Иди к психотерапевту или к подруге, которая это выдерживает. Подруги часто выдерживают больше, чем наши близкие, потому что они с нами не живут.

- А если всё ещё отягощается тем, что есть договорённость не уходить?

Надо изменить договорённость.

- В случае психосоматики у человека все болезни потому, что он их специально себе делает?

Но он не может за это отвечать в том смысле, что он это себе не придумал. Он не сидел вечером и не думал: «Хмм, мои родители ссорятся – им нужен мой энурез. Начну-ка я по ночам писаться…»

- Но это всё равно же не от вас зависит? Это психология…

Это не вина. Вот то, о чём спрашивала Настя (про то, может ли человек придумать себе симптом), я восприняла этот вопрос как вопрос о вине. А ты говоришь о симптомах, и это не про вину. Это не про то, что я в чём-то виноват, а про то, что я действительно выбираю такой способ адаптации к тому контексту, который у меня существует. Но я делаю бессознательно. Не факт, что у меня есть другие способы (симптом, возможно, - лучшее, что случилось со мной в жизни). Так что да, всё это остаётся правдой, не противоречит одно другому.

- У меня такая ситуация была недавно. У нас возник спор, и я хочу сейчас для себя прояснить. У меня был приступ тревоги и мне хотелось, чтобы человек выступил для меня неким контейнером, потому что есть у нас определённая договорённость оказывать друг другу такие услуги. И в этот период, когда человек меня спросил: «Ты справишься. Нужно двигаться дальше» - я восприняла это как обесценивание неких чувств ближнего…

Я бы тоже так восприняла.

… и при этом человек со мной не соглашался в этом вопросе. И сейчас мне важно было прояснить, это на самом деле обесценивание или нет.

Я бы восприняла это так же, особенно в психотической тревоге. Если в каком-то зрелом состоянии – я бы восприняла это как его неготовность, неспособность на данный момент что-то выдерживать, не как его вину. Но если бы я была в психотической тревоге, а мне сказали бы что-то подобное – я бы сказала: «Ты охренел! Ты чего меня обесцениваешь?», потому что тревога прекрасно превращается в ярость, и от этого становиться чуть полегче. А вот во взрослом адекватном состоянии он, не смотря на все ваши договорённости, мог этого не выдержать, он имел право от этого защититься. И психотерапевт может этого не выдержать. Чем более травмирован психотерапевт, чем больше с ним случилось плохого и чем больше он как-то это пережил, тем лучше он контейнирует переживания.

- Может такое быть, что для определённых чувств используются разные контейнеры? То есть разные люди для разных чувств.

Да, конечно. Разные контейнеры для разных чувств. С одним человеком безопасно злость размещать (ему весело, с ним можно пофантазировать, можно устроить говнодень и ходить и на всех злиться), с другим – можно горевать, с третьим – можно бояться. Да, отличная идея.