Меня зовут Анастасия Долганова, я практикующий психолог. Довольно долгое время я периодически выхожу в антикафе «Бейкер Стрит» читать открытые лекции для того, чтобы рассказать и поделиться тем, что в результате моей практики я нарабатываю, что я начинаю знать, потому что по моему глубокому убеждению психология – это прекрасно, полезно и замечательно. Я стараюсь держаться научных моделей психологии, не уходя в астрологию, херомантию и прочие мистические вещи. В мистику я не верю – я придерживаюсь реальности. И с этими моими принципами я стараюсь делать лекции для того, чтобы рассказывать, какие механизмы существуют, объективно проверены, экспериментально исследованы, с чем сталкиваемся в жизни и работе я и мои клиенты. Цель этих лекций для меня – рассказать, как вы сами можете справиться с трудностями и проблемами, которые у вас возникают. Моя цель – дать какие-то понятные доступные для осознания механизмы, с помощью которых вы можете изменить вашу собственную жизнь и как-то чаще ей радоваться.

 

У нас сегодня лекция об отношениях с едой. Прежде, чем её начать, я хотела бы узнать, чего вы хотите?

 

Из зала:

- Еды…

 

Какие у вас есть вопросы по нашей теме?

 

Из зала:

- Почему я жру, когда мне грустно?

- Почему я жру всё, что не приколочено?

- Как перестать жрать? Особенно после шести…

- Как психология смотрит на вегетарианство?

- Что такое норма в еде?

- Почему полнеют от еды?

- Как отличить настоящий голод от других переживаний?

 

Первое, что нужно сказать, это про функцию и значимость еды в нашей жизни. Еда в психологии – это базовые отношения с окружающим миром. Отношения с окружающим миром – это когда есть некий я и есть мои отношения с чем-то, что вне меня. Еда – внешняя до сих пор, пока мы её не съедим. И вот то, как мы едим, как мы относимся к еде, какими переживаниями наполнены эти отношения, отражают наши какие-то базовые глубокие нарушения, глубокие неврозы.

Пищевые нарушения – это сложные для осознания нарушения, они сложны и для коррекции, для психотерапии. Есть четыре базовых пищевых невроза: анорексия, булимия, ожирение и все прочие. «Все прочие» - это как раз варианты избирательной еды, варианты фитнес-неврозов («невроз здорового питания»).

 

Что можно понимать под пищевыми привычками?

Это то, как мы едим, что мы едим, в каких количествах, в каких контекстах. Пищевые привычки идут из детства. Например, в детстве мы научаемся чистить зубы и доедать всё, что есть в тарелке. Пищевые привычки во многом завязаны на семейных традициях либо интроекциях.

Интроекция – это убеждение, идея, которую мы воспринимаем как правду без критики. Например, если я вам сейчас скажу, что у белых медведей такая шерсть, потому что двенадцать тысяч лет назад прилетели мутанты и добавили эту особенность в их геном – вы воспримете это критично?

Когда мы взрослые, мы воспринимаем информацию, которую даёт нам окружающий мир, критично: мы её как-то накладываем на свой опыт, на свои знания – и у нас есть выбор: относиться к этой информации как к правде или как ко лжи. А когда мы маленькие и нам родители говорят о том, как устроен мир, как устроены мы сами – тогда мы воспринимаем это некритично, для нас это правда. И вот эти принятые за правду убеждения называются интроекциями (то, что составляет часть картины нашего мира, но при этом никогда не подвергалось анализу на правдивость).

Родительские интроекции бывают очень разные. Например, есть множество интроекций по поводу денег. Что вам родители про деньги говорили?

 

Из зала:

- Деньги – не главное…

 

Прекрасное убеждение. Сильно мешает жить?

 

Из зала:

- Очень мешает…

 

Или, например, «Не жили богато – нечего и начинать». Это тоже такое убеждение про то, что нечего жить богато. Это кажется нам правдой до тех пор, пока мы не обращаем внимание на то, что это может не быть правдой для других людей. Есть огромное количество интроекций, которыми наполнена наша голова, и часть из них относится к еде. Что вам говорили родители/бабушки/дедушки о еде? Кстати, почему-то пищевые интроекции исходят именно от бабушек и дедушек.

 

Из зала:

- Не будешь есть – не вырастишь.

- Вся сила в последней ложке…

 

Хороший пример. Какое поведение эта интроекция воспитывает?

 

Из зала:

- Всё доесть…

 

… иначе останешься без сил. То есть если вы только что съели три тарелки борща, закусили котлетой, затем покушали яблоко – надо обязательно доесть тот кусочек хлеба, который у вас остался, иначе сил не будет.

В ответ на вопрос из зала:

Когда ребёнком приходится манипулировать для того, чтобы он продолжал есть, - значит ему уже достаточно, не стоит давить. Все эти манипуляции направлены на то, чтобы заставить ребёнка есть больше, чем ему нужно.

 

Из зала:

- Если есть не хочет – значит плохо работает…

 

Отличная интроекция! «Если вы не испытываете голода – значит вы лентяй и бездельник», потому что кто работает, тот ест. И получается взаимосвязь между тем, что я о себе думаю, как я себя представляю (как работника, как человека занятого какими-то делами), и едой. 

 

Из зала:

- Если ты мальчик – значит должен есть как папа…

 

Интересно, но у мужчин пищевых расстройств меньше, но да, есть и такая интроекция: «Ты же мужчина – давай переедай». Школьные толстячки, которые встречались у всех в классе, - это как раз люди, которым мамы говорили: «Ну, мужчины должно быть много».

 

Давайте рассмотрим интроекцию «От сладкого слипнется». Про что она говорит? Что сладкое вредно, а значит его нужно избегать. Мы получаем фрустрированную потребность, ведь хотим сильнее то, что нам запрещают. Мы отказываемся от сладкого до тех пор, пока потребность не становится такой величины, что мы думаем: «Да и пусть она слипнется!». Это уже своего рода внутренняя истерика, сильная неудовлетворённая потребность – в этом случае мы переедаем сладкого.

 

Из зала:

- Ешь – потом не будет.

- Ешь – потом кормить не буду…

 

Часто встречаюсь с интроекциями, связанными с голодным прошлым бабушек/дедушек/родителей вроде «Ешь – потом не будет», «Ешь, пока дают», «А вот дети в блокадном Ленинграде были бы рады, если у них сейчас была бы на столе еда, а ты капризничаешь…». Это про что интроекция? Какое пищевое поведение она воспитывает?

 

Из зала:

- Запасливость…

 

Да, и кроме запасливости – неизберательность. Вот вам поставили тарелку тушеной капусты. Большинство её в детстве не любили. Перед вами поставили тарелку с капустой, а вам она не нравится. Ребёнком вы чувствуете и слышите своё отсутствие влечения к этой тарелке – это нормально, это хорошо, это даёт избирательное пищевое поведение впоследствии, но при этом вам говорят: «А вот если у детей в блокадном Ленинграде была бы эта тарелка тушёной капусты… А ты знаешь, что как-то раз одно яйцо спасло мальчика от смерти?».

Я до сих пор, когда открываю холодильник и ничего оттуда не хочу, думаю: «А вот дети в блокадном Ленинграде…». Я до сих пор чувствую этот укол стыда. Уже могу на него не реагировать в своей взрослой жизни, уже могу посмеяться – но он до сих пор присутствует, потому что сила интроекций и семейных традиций огромна. Для нас интроекции и семейные традиции – это такая же правда как то, что Земля круглая, солнце жёлтое, а зима холодная. 

У кого в семьях попросить добавку считалось хорошим поступком? По поднятым рукам вижу, что почти у половины. У кого в семьях еда всегда была доступнее, чем что-либо ещё? Например, вы приходите из школы, поссорились с подругой/другом или вам устроили бойкот в классе или учительница накричала – и когда вы с этим приходите весь расстроенный, то мама говорит: «Пойдём я тебя покормлю?».

Или, например, до сих пор, когда вы приходите к своим родителям (если живёте отдельно), кормят ли вас в первую очередь? «Сначала поешь, а потом всё остальное».

Как-то один молодой мужчина с неврозом тренажёрного зала скинул мне картинку, где была изображена бабушка с баулами и едой с подписью: «Внук потерял два килограмма? Выдвигаюсь!».

«В первую очередь покормить» - если это про ваши семьи, про ваши семейные системы, то это говорит о том, что еда как ресурс в этих семейных системах была доступнее, чем всё остальное. Сочувствие не так доступно. Тепло не так доступно. Любовь не так доступна. Какое-то безусловное принятие, совет, поддержка, помощь с проблемами – не так доступны, как еда. Если вы понимаете, что вас в первую очередь кормят, а потом выслушивают (если у вас ещё остаются силы, конечно) – то у вас были семейные традиции, которые предполагали замещение настоящего пищевого голода на что угодно другое.

Если я, например, хочу совета, а моя мама не знает, что мне посоветовать, потому что у неё у самой либо не было таких ситуаций, либо она боится, либо она избегает конфликта, либо ей вообще некомфортно связываться со школьной системой, потому что она для мамы авторитет или её пугает – мама не может дать мне работающий совет или заступиться за меня, но она может меня покормить. Она может сварить мне любимый суп или испечь мои любимые булочки и так далее.

Точно так же по поводу семейных традиций: бывает, что еда остаётся единственным, что связывает членов семьи. Это когда семья диссоциирована (разделена: у папы свои дела и чувства, у мамы свои дела и чувства, у детей – свои), разобщена: у них нет общих дел, совместного досуга. Тогда они собираются вечерами после работы или учёбы и кушают. Если за одним столом – это хорошая традиция, она хоть что-то даёт (разговоры во время еды).

 

Из зала:

- Я наблюдала такую семейную традицию, когда ребёнку нельзя было завтракать или кусочничать, пока мама не проснётся. Если мама замечала, что это произошло, то ругала ребёнка.

 

Да, вариант. Когда нельзя удовлетворять свои потребности в еде, пока все остальные родственники не испытают те же самые потребности.

Вот, кстати, «Не кусочничай, не ешь – аппетит перебьёшь» - вроде как для родителей это выглядит функциональной (здоровой) стратегией, но как она вам с точки зрения пищевых привычек?

 

Из зала:

- Выдерживать голод…

 

Ладно бы выдерживать голод… Но если я, например, голодна, но при этом я смогу поесть только через два часа, когда с работы вернётся отец или проснётся мать, и если это хронически повторяющаяся ситуация – то что мне остаётся? Мне остаётся подавить чувство голода, вытеснить его, не замечать (потому что выдерживать голод – это мучительно). Для того, чтобы с чувством голода не сталкиваться, мы можем его вытеснять и как будто испытывать его только тогда, когда можно.

Эти пищевые привычки и семейные традиции приводят, например, к тому, что мы правда в течение дня можем не понимать, когда мы голодны. И понимать это только тогда, когда боль становится очень выраженной. Это варианты, когда человек с утра не завтракает, потому что не может,  или не обедает в обед (по разным причинам: как бы он увлёкся работой или как будто некогда), а вот вечером начинается вечерний и ночной жор, потому что голод – это физиология, это тело, и тело найдёт возможность сообщить мозгу о том, что что-то всё-таки не так. И если в первую половину дня защиты всё ещё работают, то вечером уже сложнее, потому что боль уже сильная от голода. И вот эти вечерние жоры – при том, что днём и утром человек есть как будто не хочет – это следствие как раз семейных традиций, когда мы должны были ждать, когда поесть будет можно.

 

Если вы хотите понять, какие у вас пищевые привычки, проще всего посмотреть на то, как едят ваши родители. Как они едят?

 

Из зала:

- Много…

 

Это последствие системы дефицита: сейчас, когда вот есть – надо есть много.

 

Из зала:

- Это вообще считается ценностью…

 

Много еды? Да, считается.

 

Из зала:

- А хвалить ребёнка за то, что он поел, - это хорошо?

 

Смотря в каком контексте. С одной стороны хвалить ребёнка хорошо, но если то, что он хорошо поел, становится единственным источником похвалы – это уже плохо. У ребёнка может сложиться представление, что это единственная доступная ему сфера, где он может быть успешен, потому что случается ведь так, что мы выбираем сферы деятельности и такую жизнь, которая нашим родителям непонятна. Например, работа системного администратора. Вы же не сможете объяснить вашей бабушке, чем занимаетесь. Как вы можете ей рассказать о чём-то, чтобы она вас похвалила? Не очень понятно: нет вот этого пространства, где можно прийти к бабушке и сказать, какой я молодец, она поймёт и меня поддержит. А вот если я съем у неё тарелочку прекрасного борща с хлебушком – вот это понятная система: здесь я могу быть успешен.

Если хорошо поесть остаётся единственным способом для получения поддержки от родителей, то тогда это может развиваться в какие-то пищевые нарушения.

 

[Видео обрывается]

 

Еда в одиночестве – один из симптомов пищевых расстройств. В одиночестве едят люди, которым стыдно: за количество, за форму, за манеру. Это правда попытка спрятаться. Любовь к еде в одиночестве косвенно может указывать на наличие каких-то пищевых проблем.

 

Как вам привычка есть за телевизором или за чтением? Полезная?

 

Из зала:

- Не очень. Потому что за чтением или телевизором мы не ощущаем вкуса еды. Всему должно быть своё время: либо смотришь ТВ либо кушаешь.

 

Я бы сказала, что телевизор и книга увлекательны. Мы, например, можем читать интересную книгу часами и только потом обнаружить, что у нас затекла нога или мы неудобно лежим или мы уже давно хотим в туалет. Телевизор или книга не дают возможности заметить, когда же я наелся – и в этом смысле это плохая привычка, которая не даёт возможности себя слышать.

 

Неблагоприятные семейные традиции, неблагоприятные пищевые привычки приводят к тому, что еда может стать компенсаторной.

Компенсация в психологической системе  – это когда у меня чего-то нет, и я с помощью чего-то другого делаю вид, что это у меня есть.

Если говорить о семейных системах, то самая неблагоприятная с точки зрения пищевых нарушений семейная система – это «негативная» мать и «позитивный» отец. Это не про то, что мать плохая, а отец хороший – это про то, что в нашей детской голове от отца мы получаем больше, чем от матери. Мы воспринимаем своих родителей как позитивных или негативных в зависимости от того, сколько наших потребностей они могут удовлетворить. Если наши попытки обратиться к матери или к отцу заканчиваются провалами, то это негативный образ родителя, который дальше в нашей жизни будет развиваться как негативный образ мужественности или женственности. Если мы обращаемся к нашим родителям и можем получить от них удовлетворение, то тогда это становится позитивным образом, и тогда закрепляется сверхценная связь с тем родителем, который был позитивен.

А теперь смотрите, что мы имеем чаще всего при пищевых расстройствах, особенно при ожирении:

У нас негативная, ригидная мать (ригидная – значит малоподвижная, негибкая психика). В семьях детей, которые вырастают в людей, страдающих ожирением, мать ригидна. Она может быть хорошей хозяйкой, неплохой женой, хорошим профессионалом, но внутренне она ригидна, и это не даёт возможности ребёнку удовлетворить свои потребности. Потому что для того, чтобы удовлетворить детские потребности, нужно быть гибкой матерью.

Например, когда ребёнок только рождается, какое у него есть средство коммуникации?

 

Из зала:

- Плач…

 

Плач. У кого есть дети, скажите, пожалуйста, сколько видов плача вы различали, когда они были маленькими?

 

Из зала:

- Как минимум три…

 

Я думаю, что их десятки на самом деле: скучно, голоден, холодно, заболел, описался, испугался, устал – и так далее. Для того, чтобы реагировать на эти маленькие изменения, нужно быть гибкой. А ригидная мать реагирует на любой плач как на потребность в еде. Ей проще удовлетворить потребность в еде, чем быть к нему гибкой и внимательной.

У кого, кстати, перекормленные коты дома – это про то же самое. Коты на самом деле хотят чего? Любви, ласки, внимания, поиграть и ещё чего-то. Коты же эмоциональные. И у кого они перекормлены – их хозяева остаются ригидными к потребностям своих домашних животных, и без конца их кормят. Кот не дурак – он будет есть и толстеть.

Итак, у нас ригидная мать. Ребёнок, обращаясь к матери, не может получить от неё удовлетворения своих потребностей, поскольку они требуют гибкости. У неё есть доступный канал удовлетворения потребностей ребёнка через еду, и тогда еда формируется в виде компенсации в отношениях матери и ребёнка (в детско-родительских отношениях). Что бы ребёнок ни хотел, ему будет еда. И постепенно он может привыкать к тому, что еда – это самое доступное, уже переставая и сам слышать, чего же он хочет на самом деле. С ригидной матерью человек сам становится ригидным в отношении собственных потребностей: глухим, неслышащим, малоподвижным.

При этом обычно в таких семейных системах есть «позитивный» отец – то есть отец более доступный для удовлетворения детских потребностей. Не идеальный, а немного более доступный: он хотя бы слышит, хотя бы может пойти с дочкой, например, в гараж, или что-нибудь с ней смастерить или как-нибудь с ней поиграть, пока замученная домашними хлопотами ригидная мать будет заниматься своими делами.

Когда происходит ситуация, когда от одного родителя ничего не получается получить, а от другого получается получить хоть что-то, - возникает штука, которая называется идеализация. Отношения с тем, от кого что-то можно получить, становятся сверхценными.

Обратите внимание, что во взрослом возрасте родители могут меняться. Мама может стать доступной, а папа – менее доступным. Но важно то, какими они были в период раннего детства.

Так как от отца можно хоть чего-нибудь, да хапнуть, отец становится сверхценным и идеализированным. Скажите, как ребёнок чувствует, что он может отблагодарить родителя, который что-то ему даёт?

 

Из зала:

- Дать что-то взамен?

 

А что?

 

Из зала:

- Хороших оценок?

 

Если родители хотят хороших оценок, то да. Или если родители хотят, чтобы он хорошо себя вёл – да, можно дать им хорошее поведение. Есть семьи, в которых родители не хотят, чтобы дети вели себя хорошо: они говорят, что дети «творческие, должны быть бунтарями, нельзя быть конформистами» - и любые самые послушные и скромные дети начинают изображать из себя бунтарей.

Для того, чтобы угодить родителю, ребёнок начинает обслуживать его желания. Это самый простой способ: я дам своему родителю то, чего он хочет. И обычно девушки и женщины с ожирением – это любимые дочки отцов. Отношения с отцом у них идеализированные. Причём отец может приезжать раз в два года с вахты – но он может привозить хоть что-то, в отличие от ригидной матери. Эти отношения с ним идеализируются, и девочка начинает удовлетворять его желания, которые он высказывает прямо или косвенно.

Чего отцы могут хотеть от детей?

Из зала:

- Чтобы ребёнок не доставал…

 

Тогда она станет скромной, уступчивой.

 

Из зала:

- За пивом сгонять…

 

Тогда ребёнок будет развивать коммуникативные навыки, необходимые для того, чтобы купить пиво.

Чего ещё могут хотеть родители от детей? Родитель может хотеть от ребёнка, чтобы ребёнок стал тем, кем родителю так и не удалось стать. Например, балериной или спортсменом. И скорее всего у балерины будет анорексия.

 

[Видео прерывается]

 

…в пятнадцать лет становятся призёрами конкурсов, в семнадцать выпускают первую книгу.

 

Из зала:

- А потом ломаются…

 

Почему потом? Они сразу сломлены.

Реализация желаний идеализированного родителя приводит к отказу от собственной личности. Для того, чтобы мне удовлетворить моего прекрасного идеализированного отца, мне нужно, например, стать балериной. При этом моей детской личности это может совершенно не подходить. Мне может не подходить режим тренировок, жёсткий контроль, то, что я оторвана от учёбы, потому что у меня постоянно тренировки. И становясь балериной для своего отца, я одновременно не становлюсь, например, нейробиологом. И это отказ от собственной личности. А отказаться от собственной личности – значит перестать слышать свои потребности. И вот здесь как раз если я не слышу свои потребности – я слышу только самые базовые, потому что тело не даёт мне не слышать базовые потребности (нет людей, которые не хотят дышать). Тело будет дышать и тело будет есть. И когда у нас есть вот этот отказ от своих желаний, от своей личности в угоду родителю, от которого я получаю хоть что-то – тогда еда и пищевые потребности остаются либо единственными, либо одними из немногих, которые я слышу. При этом девочка или мальчик, который находится в ситуации с идеализированным родителем, находится в жёстком стрессе. С одной стороны она отказывается от собственных потребностей (это стресс), с другой стороны находится под влиянием потребностей отца, которые ребёнок выполнить не может (потому что ребёнок маленький, а папа взрослый).

Как реагирует наше тело на стресс? Оно ищет ресурсы, хоть какие-нибудь ресурсы. Если у вас стресс на работе, вы ищете хоть что-нибудь, чтобы вас напитало: людей, друзей, еду, алкоголь, секс, развлечения, кино, сон. Помните вот эти обострённые потребности? Когда вам плохо, вы начинаете прямо нуждаться в чём-то, что вас напитает и восстановит.

Итак, ребёнок находится под влиянием стресса. При этом своих потребностей у ребёнка нет (есть, но они вытеснены). Пищевые потребности – это только те, которые она способна слышать, и она начинает объедаться. Девочка, которая пытается удовлетворить желания своего идеализированного отца, - это полная девочка. Девочка, которая получает удовольствие хотя бы только от того, что она ест. Но при этом когда она полнеет, она соответствует образу идеальной женщины? Не соответствует. И когда она полнеет, возникает второй стресс. То есть она итак в стрессе, она ест, чтобы дать себе хоть какие-то ресурсы. Обнаруживает себя неидеальной (потому что, например, полных балерин не бывает; полные нейробиологи бывают, но всё равно папа может смотреть с осуждением). Так возникает второй стресс: про то, как она выглядит. Её потребности в еде сталкиваются с её стыдом за то, как она выглядит – и тут развивается булимия. Булимия – навязчивое обжорство, которое никак не остановить. Когда женщина или мужчина ест, объедается, а потом извергает из себя съеденное с помощью рвоты или слабительного.

Булимия – это две фазы: фаза обжорства и фаза стыда/раскаяния и чаще всего рвоты. Бывают такие клиенты, которые говорят: «Нет, у меня не булимия. Я же не засовываю себе два пальца в рот – я пью слабительное». На самом деле это одно и то же. Механизм один и тот же: съесть и избавиться.

Женщина с булимией оказывается поймана вот в эту ловушку: она не может не есть, потому что у неё нет никаких других ресурсов. И она не может от этого не избавляться и как-то это принимать, потому что ей стыдно, потому что она не переносит этот стыд. И эта ловушка развивает её как человека, который не принимает самого себя. Она постоянно вот в этих тисках: «Я вроде бы не такая, какой хотел видеть меня отец, одновременно я и себя не слышу и не понимаю». И чем больше уровень этого стресса, тем больше обжорства и тем больше эпизодов булимии.

Есть ещё вариант анорексии, которая развивается рядом с ригидной матерью. Если в случае булимии нас больше интересует идеализированный «позитивный» отец, то вариант анорексии (смертельно опасного отказа от еды)…

Для того, чтобы не есть, нужно что сделать? Перестать замечать чувство голода. Можно вообще отключить переживания, связанные с телом. Чаще всего анорексичка плохо различает холод или жару, боль или телесные удовольствия. Чаще всего у анорексичек нет месячных. Чаще всего они не получают удовольствие от секса. У них как бы отдельно голова и отдельно тело. Отключено тело: не только удовольствия не чувствует, но и неприятные ощущения. Для этого нам нужна как раз ригидная мать, которая учит реагировать негибко. Тело обычно даёт возможность гибких реакций: я приближаюсь туда, где мне хорошо, отдалюсь от того, что делает плохо. Это гибкие сигналы. Например, в одном кресле чуть удобнее, чем в другом. Вы чувствуете, в каких креслах вам чуть удобнее? В одном помещении чуть жарче, а в другом – чуть холоднее. Для того, чтобы этого не чувствовать, нужно отключить свою гибкость: стать такой же ригидной, как мама. А рядом с ригидной мамой нет возможности стать неригидной, потому что не у кого научиться слышать и реагировать на то, что чувствую.

При этом анорексия – это самоубийство, долгое и растянутое во времени. Как вы думаете, почему человек совершает самоубийство? Вообще, в принципе – почему?

 

Из зала:

- От неудовлетворённости своей жизнью…

 

Скорее от неудовлетворённости собой: я тот, который я есть, не могу жить жизнью, которая мне приносит удовольствие и меня радует. А ещё самоубийство – это наказание (тем более – медленное и мучительное самоубийство). Как вы думаете, почему человек может наказывать себя голодом? Если это мазохистичный ребёнок, то он может наказывать своим самоубийством других людей. Есть такие варианты в мазохистических сценариях, когда мазохисты прямо агрессию не выражают, а косвенно наказывают других тем, что себя наказывают, а потом говорят: «О, это вы виноваты, потому что у меня случился сердечный приступ!».

Вот когда меня спрашивают о том, бессознательно ли это, осознанно ли это – это ведь вопрос о том, могут ли махохисты нести за это ответственность. Я отвечаю: «А кто ещё должен нести ответственность, кроме этого человека?». Безусловно, все эти механизмы могут быть бессознательными, но это не имеет значения: работают-то они так же.

Итак, чувство вины или плохо переносимый стыд.

В истории психологии и психотерапии описано много случаев, когда девушка, которая не может пережить чувство вины, заболевает анорексией. Это могут быть случаи, когда, например, её первый ухажёр (мальчик-подросток) сказал: «Если ты мне взаимностью не ответишь, я с балкона выброшусь» - и выбросился. Такие случаи встречаются. Как ей это пережить? Ей трудно. Ей нужна помощь, поддержка и возможность с кем-то об этом разговаривать. В подростковом возрасте сложно выходить с кем-то на контакт, сложно сориентироваться, какая нужна помощь и как нужно помогать. И тогда может включаться механизм саморазрушения: анорексия.

Или, например, у нас есть семейная система. В её семейных традициях проводить время вместе (братья, сёстры, двоюродные братья, племянники). Там есть такой миф, что мы – большая дружная семья. И одна из младших дочерей заболевает анорексией (вроде бы, ни с того, ни с сего). Никто не умер, никто её не обвинял, все её любят и так далее. И оказывается, что заболевшей не нравится её двоюродная сестра. Та ведёт себя по отношению к заболевшей агрессивно, садистично, когда их никто не наблюдает. И она чувствует, что то, что она чувствует по отношению к двоюродной сестре – не вписывается в семейную систему. По предписанию семейной системы заболевшая должна любить двоюродную сестру, потому что «Мы – большая дружная семья». И младшая дочь может наказывать себя за свои чувства через анорексию.

Большинство людей с расстройством пищевого поведения – это женщины. Для женщины свойственны одни отношения с отцом и другие отношения с матерью. В ситуации, когда у мужчины возникают пищевые расстройства, там может быть другая семейная модель. «Позитивный» отец и «негативная мать» - это для девочек.

Давайте подумаем, что будет, если у нас ригидный отец и «позитивная» мать. Он ригидный, от него ничего не дождёшься. Мама – нежная, добрая…

 

[Видео прерывается]

 

… проживать и понимать свою жизнь, не сопротивляясь, а приспосабливаясь.

Суть феминности – в приспособлении, а для того, чтобы приспосабливаться, нужно хорошо слышать себя. Не теряться, не становится ригидным, не врастать ногами в землю, не сопротивляться изменениям (как это делает мужчина). Феминная сущность приспосабливается к миру, исходя из того, что она чувствует, исходя из того, что кажется ей правильным или неправильным, какая еда ей кажется вкусной или невкусной.

Юнг говорит, что, например, современная диета – это зло для женщин, потому что диеты предполагают мужской способ реагирования на окружающий мир. Что такое строгая диета?

 

Из зала:

- Ограничения…

 

Не просто ограничение: отказ от того, что мне дорого (от значимого ресурса), через волевое усилие. Юнг говорит, что женщина так не живёт, что для женщины это странно и дико и не соответствует её природе. Он говорит, что пищевые отношения с женщиной строятся на её чувствовании себя: чего я сейчас хочу? сколько я сейчас хочу?

Бывали ли у вас такие дни, когда вам, например, с утра хотелось солёных огурцов? Не когда вы беременны, а просто, в повседневной жизни. А вечером неожиданно хотелось овсянки. Юнг говорит, что феминность – это главное условие для сохранения тела в порядке и пищевых привычек в порядке. Он говорит, что женщина, сохраняющая феминность и не играющая в мужские модели мира, слышит своё тело, а тело слышит её – и она правда может чувствовать, что для неё хорошо или плохо, что для неё тяжело, а что легко, сколько ей сейчас нужно еды, какая еда нужна. И тогда для такой женщины – говорит Юнг – пищевые удовольствия не сводятся к сладкому и жирному. Мы ведь все любим сладкое и жирное. Кто любит овсяные хлебцы? Кто любит паровое брокколи?

И в любых сочетаниях негативные, позитивные, ригидные родители заставляют девочку отказываться от собственной сущности и переставать слышать себя такой, какая она есть. Хочет ли она сегодня спать или танцевать, рожать детей или работать. Юнг говорит, что нормальная, не травмированная женщина находится в прекрасных отношениях как со своим телом, так и с окружающим миром, и может действительно чувствовать и управлять теми отношениями, которые между ней и миром происходят.

А в современном мире маскулинная женщина, выбирающая мужественные формы поведения, не делает себе хорошо, а – напротив – заставляет себя вне контакта с самой собой, и отсюда начинаются пищевые проблемы.

 

В ответ на вопрос из зала:

Если отец есть, но не родной, то будут формироваться все те же механизмы как для отсутствующего труднодоступного отца. Тут будет иметь значение, папа родной жив или нет, и знает девочка об этом или нет. Если он жив и девочка об этом знает, но при этом они не общаются, то тогда у нас отсутствующий мужчина, и тогда мы получаем сценарии поведения, в которых женщина выбирает себе отсутствующих мужчин, занятых работой или другой женщиной (вот это, кстати, очень частая история, когда девочка с отсутствующим отцом выбирает женатого мужчину или мужчину, у которого есть любовницы – и входит в эти отношения как раз с надеждой на то, что наконец-то обратит на себя внимание этого мужчины и между ними всё получится хорошо – но хорошо не получается никогда, потому что сам выбор партнёра говорит о том, что из этого хорошие отношения не получатся).

А вот если отец умер – как вы думаете, что тогда? Допустим, папы у нас нет и отчима тоже нет. Если мама находит себе мужчину – значит мама более и менее сохранная, значит мама не переносит своё возбуждение в детско-родительские отношения, а отдаёт себе отчёт в том, что она нуждается в другом человеке (мужчине) для полноценной жизни. Для детей плохо, когда мама решает, что всё в её жизни закончено, и начинает жить ради ребёнка – в этом случае дочь должна оправдывать мать: «Она мне жизнь пожертвовала, а я ей что? Поем».

 

Из зала:

- Мёртвым людям приписывают все хорошие качества…

 

Ты знаешь, да. Скорее всего это будет идеализированный папин образ, и она будет искать или фантазировать о нём, достраивать его у себя в голове, воспринимать его ресурсом. Чем негативнее мать, тем позитивнее мёртвый отец.

 

Из зала:

- И всегда присутствовали мысли: «Если бы папа был, всё было бы по-другому…»

 

Да, и всё было бы хорошо.

 

В ответ на плохо различимый вопрос из зала:

Вот смотрите. Ребёнок, у которого умер отец, испытывает два очень сильных чувства. Первое – потребность в идеализированном образе (ребёнок придумывает божество на месте мёртвого папы, на образ которого опирается). С другой стороны – папа умер и меня бросил. Чувства амбивалентны: кроме любви и восхищения образом в голове я отца ненавижу, потому что он меня бросил, потому что он о себе не позаботился и через это не позаботился обо мне, лишив меня важнейшего составляющего моей личности. Обычно осознаётся только любовь: ненависть остаётся в бессознательных проявлениях. Обычно девушка, пережившая смерть отца, выбирает себе мужчину, который вызывает у неё восхищение, путает его с любовью. Есть даже девушки, которые говорят: «Мне для того, чтобы что-то испытать к мужчине, нужно им восхищаться» - то есть ей нужно создать на месте этого мужчины какой-то идеальный образ и им восхищаться, а в других отношениях такие чувства недоступны. «Я одновременно буду c образом отца в голове и выбирать мужчину, который будет давать мне поводы его ненавидеть». Или «я буду строить отношения, которые будут давать мне повод его ненавидеть».

Из зала:

 
- Скажите, если мать вообще одна – что это за система? Мать одна, родила ребёнка для себя, папы нет – что это означает для ребёнка?

Итак, у нас есть мама. У мамы есть определённая потребность, которая относится к её сверстнику. Это же нормально, когда у женщины есть потребности, относящиеся не к ребёнку, не к родителю, а к сверстнику. Она может хотеть поддержки, доверия, секса. У неё есть потребность, относящаяся к другому взрослому человеку – и это норма. Но при этом она рожает ребёнка. Если у неё нет мужчины, она не строит отношения с равным для меня человеком – я буду строить такие отношения с ребёнком, в которых есть и мои чувства к ребёнку и мои чувства к мужчине. Это как раз называется «родила ребёнка для себя». Что с ребёнком происходит в таких случаях?

 

Из зала:

- Садизм…

 

Ребёнок не может обслужить материнские потребности, не способен. И кроме стресса от того, что ребёнок пытается всё время эти потребности обслужить, что ещё с ним происходит? Вина. Тут формируется такая картина: для себя ребёнок ничего хотеть не может, поскольку его не для этого родили.

 

Из зала:

- Он кому-то что-то должен как будто…

 

Он не как будто – он правда должен, потому что мама осознанно принимает решение родить для себя, а не для ребёнка. В таком случае женщина рожает ребёнка, чтобы хоть кто-то любил. То есть она со своим дурным характером и внутренними запретами не справилась с тем, чтобы построить отношения с мужчиной (я жёстко сейчас говорю, но реалистично). И она все свои потребности складывает на ребёнка, которому дала жизнь, и чувствует себя теперь богиней. Без неё не появился бы этот ребёнок – а значит по её логике он теперь ей обязан. Такие мамы не отпускают своих детей. Есть женщины, которые живут с матерями до старости лет, сорокалетние мальчики, которые приходят домой к маме, потому что она в полдвенадцатого уже начинает пить таблетки, названивая.

 

Из зала:

- А как потом отношения у этого ребёнка складываются с противоположным полом?

 

Да никак. Если мама жива, то отношения у такого ребёнка с противоположным полом могут не складываться или складываться только с теми, кого мама одобрила, с кем она разрешила построить отношения. Либо они складываются компенсаторно в качестве бегства. Но если, например, мужчина, выросший у такой мамы, бежит из отношений материнских в семью со своей супругой… Он же вырос с чувством вины, а тут он мать как бы бросил. То есть всё то, о чём она ему с младенчества говорила, все её самые страшные страхи осуществились, и он теперь – «самый плохой человек на свете», он «подонок». Он «убил» собственную мать: она ему обычно так и говорит. А раз он ушёл от матери к другой женщине, кто становится объектом его стыда и вины? Жена. Жена становится объектом его ярости, потому что не оказывается идеальной (сюрприз – правда?), а значит она не стоила такой жертвы. Женщина, которая вышла замуж или состоит в отношениях с таким мужчиной, может в конце концов обнаружить себя в отношениях с насильником, потому что ему нужно куда-то девать эту ярость.

Это переживание, которое нужно размещать в отношениях. С мамой этого сделать невозможно, поскольку в его голове он ей жизнью обязан и у него множество интроекций по этому поводу. А с женой размещать ярость возможно. Эта непрожитая ярость на маму уходит в отношения с женой.

 

Наверное, ещё стоит рассказать про еду как компенсацию.

Когда мы не слышим свои потребности, нам остаётся только еда. И тогда вместо того, чтобы пойти поспать, мы можем пойти поесть. Ночное обжорство – это когда вы не можете заснуть без того, чтобы не наестся до отвала.

Или, например, когда вы встаёте ночью, вам не спится, и для того, чтобы себя усыпить, вы идёте и едите. На самом деле не спится по другим причинам: потому что есть тревога, которая относится к отношениям, к работе, к здоровью, к чему угодно ещё – но она как тревога не проживается, не допускается до сознания. А до сознания допускается голод: чаще всего голод путается именно с тревогой.

Все ночные жоры – это про тревожные состояния.

Бессоница – это тревожное состояние? Конечно тревожное. И для того, чтобы нормализовать сон, стоило бы разобраться с тем, что меня тревожит, как из этого выкарабкиваться. Но психике доступен голод, а не тревога. И это, кстати, первый шаг при терапии пищевых расстройств, когда клиент или клиентка учится дифференцировать ощущение голода, анализировать контекст, в котором она сейчас живёт, спрашивать, а чего я сейчас тревожусь. Если, например, я два часа назад съела три куска торта, я не могу сейчас быть голодной – а значит чувство, которое я сейчас испытываю как голод, это какая-то тревога. И когда я начинаю замечать эти вещи, то постепенно появляется возможность разбираться с тем, что я чувствую сейчас на самом деле и чего я на самом деле хочу. И появляется возможность вместо еды потихоньку пробовать что-нибудь другое: например, обращаться к другому человеку с просьбой обнять. Чем более вы чутки к тому, что вы хотите на самом деле, тем меньше вам хочется еды.

 

«Невроз тренажёрного зала».

 

Как современное общество относится к спорту?

 

Из зала:

- Позитивно…

 

Нет, это культ. Если бы это было просто «позитивно» и «положительно», то тогда не было бы напряжения, связанного с темой спорта. А вы чувствуете напряжение, которое есть в теме «человек и спорт»? Что это за напряжение?

Например, посещение тренажёрного зала вместо сна или вместо отдыха поздно вечером или рано утром или шесть дней в неделю – в этом есть напряжение? Конечно. Что ещё?

Спорт становится обязательным, не вопросом выбора. Теперь занимающийся спортом человек становится победителем по жизни автоматически: достаточно всего лишь ходить в тренажёрку. А человек, который спортом не занимается, аутсайдером.

В ответ на неразборчивый комментарий из зала:

В этом есть часть вот этого идеала женского и мужского тела – да, согласна. Но такие параметры существуют очень давно, а вот такие неспецифические особенности [Анастасия указывает на доску, где написано «Невроз тренажёрного зала»] появляются буквально в последние несколько лет, даже не десятилетий.

Моё личное мнение, я могу ошибаться: культ тренажёрного зала, культ здоровой еды, культ похудения или накачивания или приседания, оскорбления в ЖЖ, когда женщины пишут женщинам, что если они не приседают и попу не качают – значит вы неудачницы и умрёте в одиночестве с кошками… Раз это напряжение, значит у этого напряжения есть какой-то источник в нашем современном обществе: то, что происходит прямо сегодня, вчера и завтра. Есть некое напряжение, которому не найдено место: оно не прожито, не отреагировано и не размещено в тех отношениях, в которых на самом деле возникает (в наших отношениях с собой, с другими, с работой, с родителями). А раз оно не размещено в этих переживаниях, не нашло себе место в нашей жизни – оно выражается в качестве напряжения, связанного с контролем. «Невроз тренажерного зала» - это гиперконтроль («Я буду ограничивать себя в еде, я буду заставлять себя испытывать огромные физические нагрузки – через это я как бы это напряжение проживу и мне станет полегче»). Но судя по агрессивности сторонников тренажёрного зала, им легче не становится. Как раз агрессивность – это симптом того, что там есть напряжение, что это нездоровая история.

 

В ответ на неразличимый комментарий из зала:

Я согласна, что общественный культ не может не быть обоснован какими-то решениями на государственном уровне, но я не могу об этом размышлять без того, чтобы не скатиться в конспирологию. Я всё-таки держусь индивидуального сознания, поскольку в нём больше разбираюсь.

 

Из зала:

- А где же баланс? Если я хожу в тренажёрный зал, чтобы поддерживать тонус мышц и спины, поскольку в остальном веду малоподвижный образ жизни – тогда это не невроз?

 

Да, баланс нужен во всём: где баланс – там и здоровье. У кого напряжение есть – тот чаще получает травму. Кто себя не слышит: насколько эта нагрузка для него полезна, травмирует она или нет. Как только появляется напряжение, которое может проявляться в агрессивности, в переутомлении, во вреде, - тогда мы можем говорить, что это невроз и культ.

И в вопросе пищевых привычек есть тоже культ: культ здорового питания. Что это за здоровое питание? Кто там любит брокколи на пару?

 

Из зала:

- Я…

 

А курочку ты любишь? Вот когда человек любит и курочку одновременно, то это прекрасно. Когда человек живёт на пророщенных ростках сои и говорит, что это вкусно – он врёт, потому что это невкусно.

Там, где начинается область жёстких запретов, всегда начинается невроз. Например, про ту же самую верность. Есть компенсаторно верные люди. Есть невроз ревности, бред ревности, когда человек всё время подозревает, что ему изменяют. А есть бред верности – это когда человек запрещает себе любую мысль о том, что какой-то другой человек, кроме выбранного им партнёра, может вызывать в нём возбуждение, интерес и всё такое. Так не бывает: людей много, возбуждение естественно. Это нормально, что вам нравится Том Круз. В этом нет ничего плохого. Вопрос в том, что вы будете делать с этим возбуждением, куда вы его понесёте: к Тому Крузу или к вашему супругу.

Бред верности – это система, в которой существуют жёсткие ограничения на мысли, чувства и желания относительно к другим людям.

Там, где жёсткие ограничения, всегда невроз. Поэтому жёсткая диета – это невроз. Отказ от невроза – это движение в сторону чувствования себя, в сторону организации себе такой жизни, которая вам нравится, для вас полезна и для вас работает.

 

Из зала:

- А лечебное голодание?

 

Голодать больно. Я не понимаю, как может быть здоровым то, что приносит боль. Если у вас получается голодать без боли, делайте что угодно в пределах своей феминной природы. Но если это больно и в этом есть мазохистское удовольствие («Как я классно пострадал!!! Какой я молодец!») – это мазохизм чистой воды.

 

Ответ на вопрос из зала про пост:

Смотри, если не оценивать и не говорить о религии вообще, то всё то же самое: насколько это жёстко, насколько это через страдания, насколько это через боль, насколько это приводит к проблемам со здоровьем. Есть люди, соблюдающие пост, которым плохо, которые начинают болеть от ограничений поста – и тогда это мазохизм чистой воды и невроз.

ТУР ВОПРОСОВ И ОТВЕТОВ

 

- Как осознать, что тебя преследует невроз с едой?

Там, где есть напряжение. В вопросе выбора еды, в вопросе переедания, количества.

 

- Если ругаешь себя за это…

Если ругаешь себя за это, если чувствуешь себя виноватым или, напротив, еда становится единственной радостью вообще. А так часто происходит при ожирении, когда у девушки или с мужчины с потерянными потребностями не остаётся других способов удовлетворить свои настоящие потребности. Когда и работа не радует, и жизнь не приносит удовольствия, и личная жизнь не ладится.

 

В ответ на неразличимый вопрос из зала:

Скажем так. Если в этот день, когда ты ешь одни тортики, у тебя нет никаких других радостей – то тогда это повод задуматься, вместо чего ты ешь эти торты. Потому что полноценная жизнь предполагает и другие способы удовлетворения, кроме пищевого.

 

В ответ на неразличимый вопрос из зала:

Если у человека всё хорошо с едой, а он полнеет? Так не бывает. По поводу ожирения есть ещё одна такая штука про те же самые неотреагированные или неразмещённые чувства, желания и потребности. Когда мы не размещаем эти переживания в пространстве между собой и другими (например, ту же злость)… У людей с ожирением часто подавлена злость. Когда эта злость не находит выхода в отношениях, она оборачивается против меня самого и откладывается в теле как симптом (например, как лишний вес).

Если я не могу злиться на мужа, то я буду злиться на себя. Например, за то, что я переедаю. Мне же нужен повод для того, чтобы на себя злиться.

 

- Если рассматривать пищевую зависимость с точки зрения того, что человек удовлетворяет какие-то свои внутренние потребности – есть какой-то инструмент, который может использовать каждый, чтобы распознать эти потребности и осознать?

Наверное, я о таком инструменте уже рассказала. Это как раз про то, что я могу анализировать, а действительно ли я хочу есть.

 

- Когда человек ест по расписанию – это один из элементов напряжения?

Да, один из элементов напряжения. Это так же, как секс по расписанию.     

С режимом в детском саду и школе двояко. С одной стороны режимные моменты в детском саду и школе действительно приучают человека свои потребности откладывать и не слышать. А с другой стороны режимные моменты – это часть реальности. Во взрослой реальности мы будем сталкиваться с ограничениями. И режимные моменты помогают это переживать, выносить какую-то область напряжения, чтобы она не превращалась в невроз. Дети, которые воспитаны в стиле свободного воспитания, становятся дезадаптивными: они не умеют приспосабливаться к окружающему миру, в котором есть реально существующие ограничения. Тут опять нужно искать баланс.

 

- Вопрос по поводу режимности как раз. Сначала я ем в определённое время и это вызывает напряжение. Но со временем этой войдёт в привычку и мне станет комфортно. Это же нормально?

Пожалуйста…  

 

- Если человек страдает ожирением, ему потребуется изменить свои привычки через напряжение…

Давай всё же через баланс. Если испытывать сильное напряжение, оно приведёт к декомпенсации. Если я создал себе пищевую привычку и она вызывает напряжение, я буду объедаться. Неделю живу на диете – потом по два дня обжираюсь, не выходя из дома. Если же режим и система в питании приносит удовлетворение, это не вызовет проблем.

 

Ответ на плохо различимый вопрос:

У меня первое образование – педагогическое. Я по первому образованию – воспитатель доречевой группы детского сада. И когда мы проходили практику, у меня был совершенно чудесный случай, когда принесли ту самую пресловутую тушёную капусту, а один из детей вообще её не ел и не переваривал. Он устроил истерику, отстаивая свои границы. Его заставили это съесть. Он съел одну ложку и его вырвало. Окружающие дети, увидев это, устроили блевотный марафон. Их стошнило всех прямо в тарелки. Это невероятный опыт по соблюдению своих границ. Думаю, что конкретно эта воспитательница больше не заталкивала нежеланную еду в детей. Вот у меня такой опыт.

 

- Если у женщины потребность всё время готовить и кормить – это признак невроза или что это вообще?

Очень маленький выбор мне даёшь. Возможно, это какая-то компенсация. Скорее всего женщина, которая в напряжении заставляет себя готовить, чувствует, что она ничего другого дать не может.

 

- Что делать в такой ситуации, когда ты смотришь в зеркало и тебе не нравится твоё отражение? Это стресс для тебя. Ты садишься на диету, и это тоже стресс. Получается замкнутый круг.

Тогда стоит выбрать другой способ похудения, в котором будет меньше напряжения и стресса.

 

- Но тогда результата приходится ждать очень долго…

Да. Но зато такие способы работают.

В ответ на плохо различимый вопрос:

Лишний вес для женщины обычно означает, что есть области жизни, контексты, в которых она чувствует себя в ловушке. Если рассматривать лишний вес как симптом, то симптом лишнего веса означает закрытость, замкнутость, погребённость под лишним жиром, который ограничивает и не даёт быть свободной настолько, насколько женщине бы хотелось. То есть это внутренние ограничения женщины, которые приводят к их внешней визуализации. То, что не размещено в отношениях, будет размещено в теле.

То есть в каких-то отношениях (не важно, реально существующих сейчас или существовавших в прошлом) она чувствовала себя ограниченной, несвободной, она чувствовала себя в ловушке.

Размещать эти переживания в отношениях было нельзя (или не догадалась, или была маленькой и слов таких не было – причин много разных), непрожитые переживания: непрожитый бунт, непрожитая потребность в свободе, в спонтанном реагировании – размещаются в теле в виде лишнего веса. И когда мы смотрим на себя в зеркало и себе не нравимся, мы тоже чувствуем, что как будто это ловушка, как будто безнадёжно и бесполезно всё это. В этом очень много стресса, много горевания. И то, что ты сейчас говоришь о своих переживаниях по поводу диет (что это стресс, что это безнадёжно, руки опускаются) – на самом деле это переживания, которые относятся не столько к лишнему весу, сколько к каким-то контекстам, в которых ты жила или живёшь.

 

- А есть полные люди, у которых гармональный сбой…

Есть.

- … из-за чего происходит этот сбой?

Такие симптомы надо смотреть по семейной системе, надо смотреть по времени возникновения, как начинался гормональный сбой. Мы в психологии рассматриваем любой симптом как часть жизни, которой человек живёт, и однозначного ответа я тебе дать не могу.

 

- Инстаграм – это иллюзия свободы?

Нет, это про… Мне рассказывала об этом весьма специфичная девушка неодобряемой профессии. Для неё очень мало возможностей вносить себя в социум в качестве уважаемого и востребованного человека, поскольку она обоснованно стыдится. А потребности-то остаются: быть востребованным, быть популярным, лайки собирать компенсаторно. И для неё это естественный процесс: прийти в ресторан, сфоткать красиво пироженку, разместить в Инстаграме и собрать лайки.

 

- Когда худые едят и не толстеют, им говорят: «Вот ты жрёшь и не толстеешь», «Не в коня овёс». У меня много лет был один и тот же вес, при этом я ем всё, а у меня ничего не прибавляется. Есть много людей, которые хотят поправиться, но что бы они ни ели – у них не выходит.       

Это действительно интересно. Кто такая худая девочка? На кого она похожа? Она похожа на мальчика или на андрогина. У девочки, которая не толстеет, обычно мало выражены вторичные половые признаки (попа и грудь). И вот в этом смысл симптома худых девочек. Обычно худые девочки, истощённые девочки, которые едят и не толстеют – это девочки, у которых проблемы с собственной женственностью, с собственной сексуальностью.

 

- А мальчики?

Примерно про то же самое, но у мальчиков ещё там про сексуальную ориентацию. У девочек тоже, но в меньшем количестве случаев.

Худые девочки обычно не знакомы со своей сексуальностью, со своей взрослой женской частью, либо они её избегают, поскольку там были какие-то травмы, которые заставляют их её избегать. Это либо социально неадаптированные в детстве девочки, которые просто не познакомились с этими своими частями (с отношениями, всей этой прекрасной частью жизни) – либо это травмированные отцами девочки. Про травмы, которые наносят нам отцы, я расскажу в другой лекции.

 

- Я часто наблюдаю… Вот моё поколение (85-95 годы рождения), мужчины… Я смотрю на своих друзей – они худые симпатичные молодые люди. Но после вступления в брак резко набирают вес и теряют форму. Что вообще происходит?

Пока мы молодые, у нас больше возможностей сдерживать невроз. У нас больше энергии. Когда мы вырастаем, наши старые-старые-старые проблемы начинают нас догонять. Поколение, о котором ты говоришь, – у них есть опыт девяностых годов, а эти годы были голодными. Там было не много денег, мало ресурсов, и я не сомневаюсь в том, что в большинстве семей, проживших этот этап, были специфические пищевые традиции. Поэтому мне кажется, они ещё потолстеют.

Например, прибавка веса женщиной в замужестве или в долгих отношениях может означать, что она, наконец, соприкасается со своей феминной частью и «округляется», у неё «появляется грудь». Это может быть хорошим симптомом, признаком позитивной динамики.

Если набор веса невротический, то он скорее появится на животе, жир уйдет в живот. А если связанный с женственностью – то грудь немного вырастит и формы округлятся.